тараканам-хозяевам. Я с неохотой пришла к заключению, что немалая часть людей, называющих себя писателями, ничем не лучше канализационных стоков. Для них писать – значит предавать. Мой муж не такой писатель, как эти люди.
МАНДЕЛЬШТАМ. Нет. Произведения этих людей публикуют.
НАДЕЖДА. Публикуют, потому что они – идиоты.
ПАСТЕРНАК. Меня тоже публикуют. И какой я, по-вашему, писатель?
НАДЕЖДА. Если ты не знаешь, то скоро выяснишь.
Картина 3. Секреты
(Без паузы зажигается лампа на столе СТАЛИНА. ПАСТЕРНАК остается у авансцены, глядя в невидимое окно, а МАНДЕЛЬШТАМ и НАДЕЖДА идут на кухню, разговаривая между собой, садятся за стол, пьют чай, продолжая разговаривать. Никакой спешки, они еще идут к столу, когда начинается разговор СТАЛИНА и ПАСТЕРНАКА. СТАЛИН по-прежнему говорит в телефонную трубку, Пастернак отвечает, трубки в руке нет, поначалу даже не поворачиваясь к СТАЛИНУ. Тот пьет водку).
СТАЛИН. Борис, ты понимаешь, что я должен уважать мнение любого человека, который называет меня гением[2]. Ты называл меня гением, правильно?
ПАСТЕРНАК. Да, называл.
СТАЛИН. На полном серьезе? Или это чушь?
ПАСТЕРНАК. Разумеется, на полном серьезе.
СТАЛИН. Значит, на полном серьезе, но это все равно чушь. Хочешь узнать секрет, Борис?
ПАСТЕРНАК. Он меня не убьет?
СТАЛИН. Секреты всегда убивают. Как и их хранение. Выдашь секрет – смерть придет снаружи. Сохранишь – изнутри.
ПАСТЕРНАК. Это смерть поэта, который не может писать, боясь последствий.
СТАЛИН. Мой секрет таков. В молодости я писал стихи[3]. Одно время хотел стать поэтом, как Пушкин. Хотел, клянусь.
ПАСТЕРНАК. Правда? И что случилось?
СТАЛИН. Что случилось? Я повзрослел, вот что случилось.
ПАСТЕРНАК. Вот в чем, значит, разница между вами и мной.
СТАЛИН. А кроме того, кто-то застрелил Пушкина. Так кому больше повезло, Борис? Мне или Пушкину? Или тебе?
ПАСТЕРНАК. Мне повезло больше, чем Пушкину. Никто меня не застрелил.
СТАЛИН. Пока – нет. Это шутка, Борис. Такой я шутник. Мог быть цирковым клоуном. Люди думают, что у меня нет чувства юмора, но как человек без чувства юмора может править русскими?
ПАСТЕРНАК. И о чем вы писали стихи?
СТАЛИН. Кто знает? О розах. Луне. Отсечении головы. Стандартный набор. Теперь я снова и снова перечитываю твои стихи, знаешь ли.
ПАСТЕРНАК. Правда? Для мне это честь.
СТАЛИН. И перечитывая их, спрашиваю себя, да о чем он говорит? Он говорит о пиве или он говорит об океане[4]? И если он говорит об океане, почему пишет о пиве? Почему ты просто не говоришь о том, что имеешь в виду?
ПАСТЕРНАК. Откуда мне знать, что я имею в виду, не услышав, что я говорю?
СТАЛИН. Что?
ПАСТЕРНАК. Я цитирую Йейтса. Великого ирландского поэта[5].
СТАЛИН.
Скорее всего, это чуть измененная цитата Э.М. Фостера (1879-1970), английского романиста: «How do I know what I think until I see what I say (Откуда мне знать, что я думаю, пока я не услышу, что говорю)»?
