Не знаю. Люди постоянно входят и уходят.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Это хорошо. Мне нравится быть одной, но Джем хочет, чтобы мы постоянно были вместе. Он действительно от меня без ума. Полагаю, я счастливая, да? Я могла бы быть, как ты. Постой, я опять сморозила глупость. Мне лучше уйти. Ты же не хочешь, чтобы незнакомка, в наряде ангела, ночью, в твоей постели, задавала тебе личные вопросы. Я хочу сказать, если с тобой никто не хочет жить, так это не мое дело. Но, наверное, это ужасно. И я не понимаю, почему никто не хочет? Я знаю много уродливых людей, которые с кем-то живут. Но я не говорю, что ты урод. Ты очень даже симпатичный, хотя, будь ты уродом, я бы не сказала тебе это в глаза. Нет, неправда это, вероятно, сказала бы. Я этим славлюсь. Всегда говорю то, что не следует. Это наверняка как-то называется. Как?
ЭЛ. Глупостью?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Да. Ладно, прощай. (Пятится, наталкивается на картины, они падают на пол). Упс. Извини. Они твои? Разумеется, твои. Я их подберу. Нет, не вставай, ты же без штанов. Слушай, они хорошие. Где ты их взял?
ЭЛ. Украл.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Так ты воруешь картины? За эти много не выручишь. Они слишком хорошие, чтобы что-то стоить. Они роскошные.
ЭЛ. Просто положи их. И осторожнее.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Ты их нарисовал?
ЭЛ. Да, сознаюсь, моя работа, ничего не мог с собой поделать, а теперь положи их.
МЭРИ МАРГАРЕТ. У тебя талант. Я серьезно, не для красного словца. О живописи я кое-что знаю. Не так, чтобы очень, но знакома с несколькими художниками, у которых работала натурщицей. Я актриса, но иногда, когда приходит настроение или есть совсем нечего, я – натурщица. Для художников. А также модель для рекламных объявлений и всего такого. Может, я и тебе смогу попозировать.
ЭЛ. Денег у меня нет.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Это нормально. У меня тоже. Когда-нибудь ты станешь знаменитым, и я тоже прославлюсь, потому что ты запечатлеешь меня на одной из своих картин. Как мать Джеймса Уистлера.
ЭЛ. Я бы на это не рассчитывал.
МЭРИ МАРГАРЕТ (подходит к кровати, садится). Да, ладно, ты не должен себя недооценивать. Тебе необходима уверенность. Джем думает, что он – величайший гений всех времен, в одном ряду с Лонгфелло и Теодором Рузвельтом. Он также думает, что у меня радужное будущее в кинематографе. Он пытается копить мои деньги, чтобы мы смогли поехать в Голливуд, где я стану звездой. Он говорит, что я дивно как хороша, если не открываю рот. Конечно, в кино рот открывают часто, но с губ ничего не слетает. Нет, слетает много чего, но никто не слышит, за исключением съемочной группы. А вообще вся моя жизнь – один длинный немой фильм. Я говорю, и никто меня не слышит. Джем говорит, что у меня есть все задатки большой звезды. На таланты глаз у него наметан. Думаю, великие поэты могут такое говорить. Он – личность удивительная. Да. Точно. Можешь спросить его. Да и вообще, чего мне тебе врать? Но теперь мне пора замолкать. Ты меня очень нервируешь, потому что, похоже, слушаешь, а это, знаешь ли, раздражает, потому что я лепечу как идиотка. И все потому, что ты вроде бы слушаешь… Что я говорю. (Она ему улыбается, прикусывает губу, потом с грустью смотрит на свои руки, и Эл вдруг обнаруживает, что хочет
