Ваня снял с лапки бинт и посадил Ливерпуля на землю. Лягушонок услышал кваканье и попрыгал в ту сторону, откуда неслись эти призывные звуки. Он даже сам попытался поквакать, но у него пока что получался едва слышный писк.
Ваня пошёл за Ливерпулем, но лягушонок, немного попрыгав, устал. Тогда Ваня взял Ливерпуля и понёс его туда, откуда слышалось лягушачье пение. Лягушку он не видел, а только слышал, что она где-то близко. Он выпустил Ливерпуля на кочку, а сам сел рядом на другую.
Лягушонок попрыгал дальше, и Ваня сказал ему:
– До свиданья, Ливерпуль.
А Ливерпуль даже не обернулся, а только прыгал и прыгал.
Ване грустно стало. Ему казалось, что они с Ливерпулем друзья. А друзья, когда расстаются навеки, должны хотя бы попрощаться.
«А с другой стороны, может быть, у лягушек всё наоборот, может быть, они с друзьями не прощаются. Они уходят не оборачиваясь. И чем дороже для них друг, тем меньше они позволяют себе нежностей», – думал Ваня, теряя из виду лягушонка.
Ваня посидел ещё немного для приличия, а потом пошёл в ту сторону, куда упрыгал Ливерпуль.
Не успел Ваня пройти и десяти шагов, как увидел своего друга. Он сидел на кочке – грустный и несчастный. Лягушачье кваканье смолкло, наступил вечер, и лягушонок был совершенно один. Может быть, лягушки не приняли его в свою семью? Наверное, они были ему чужими, а свою маму он найти не смог. А возможно, что он и этих чужих не смог отыскать. Вот он и сидел одинокий и, как показалось Ване, голодный. Потому что сам он поймать муху ещё не мог. И покормить его тоже некому. А вернуться к Ване Ливерпулю мешала лягушачья гордость. Ведь Ваня попрощался с ним. Значит, больше он Ване не нужен. Вот он и не решался вернуться.
Так подумал за Ливерпуля Ваня и погладил его по спине.
А Ливерпуль вздохнул глубоко-глубоко и посмотрел на Ваню с благодарностью. Конечно, ему страшно здесь одному на болоте. Холодно становится. А вдруг ещё волки появятся. Возможно, что волки лягушкам не страшны. Они лягушек не едят. Но это волкам известно, что они не едят лягушек, а Ливерпулю это совсем неизвестно, кого они едят, а кого – нет.
И, подумав так, Ваня взял лягушонка с кочки и пошёл домой. И Ливерпуль больше не грустил, вернее, грустил, но реже. Он понял, что маму-лягушку ему найти трудно, а жить одному – страшно.
Под деревом
Ливерпуль поселился под деревом, прыгал там себе сколько вздумается и ел мух, пойманных Ваней. А Ваня старался изо всех сил. Он, правда, заметил, что некоторые мухи запросто убегают от Ливерпуля. Тогда Ваня стал учить лягушонка есть с руки. Ливерпуль сначала стеснялся и отворачивался, а потом, когда голод уменьшал его гордость, закрывал глаза от смущения и брал из Ваниных рук лакомое блюдо.
А затем он так привык, что спокойно ел мух из рук Вани. Ване это даже нравилось. Как-никак, а получалось, что это начало дрессировки. Ваня даже иногда бабушке показывал, как Ливерпуль подпрыгивает, чтобы схватить муху.
Он специально заставлял лягушонка подпрыгивать.
