было! Мужененавистница, наверное.
Пришли результаты. Слава небесам! Чист! И теперь я стал ждать повестки в сборный военный пункт Пермского края.
Повестка пришла как раз в тот момент, когда я копал грядки. Я воткнул лопату в землю и начал бухать.
Проводы прошли шумно и весело, меня побрили на лысо под тройку. Самое частое пожелание и тост были такие:
– Ты служи, как я служил, а я на службу хуй ложил!
В сборном военном пункте Пермского края мне предстояло пройти повторную медицинскую комиссию и ждать «покупателей». В конце обследования я изъявил желание служить в морском флоте, как мой отец и дед. Мне сказали, что учтут мои пожелания. И наступило время томительного трёхдневного ожидания. На третий день нас построили и сообщили такую новость:
– Господа, будущие солдаты! Государство предоставляет вам уникальную возможность – ИСПРАВИТСЯ! После прохождения службы ваши судимости будут вычеркнуты, забыты. Вы будите ЧИСТЫ!
У меня была условная судимость. И что интересно, почти все были когда-то судимы. Я свой получил в 17 лет (и, конечно, по-пьяни), с Лёликом и Боликом угнали мотоцикл у одиноко-живущего деда. Мы хотели прокатиться и вернуть его. Но приехав в деревню Юг (Болик не смог поехать, потому что выпал из коляски на ходу, исцарапав всю спину асфальтом), напились браги на димедроле и нас отрубило часов на 15. Проснувшись, все говорили, что нас ищут менты. Приехал мой батя с братьями, и забрали мотоцикл. А мы с Лёликом шли пешком 15 км обратно, по пути я пил из лужи, блевал фонтаном. Когда блудный сын вернулся домой, мать повезла меня в ментовку и сказала, чтоб я во всём признавался. Лёлик тоже потом во всём признался. Состоялся суд, на котором не было пострадавшего (хозяин мотоцикла). Судья спросил матерей (которые ревели горючими слезами), не против ли они провести следствие без него, на что те утвердительно кивнули. И нам дали по году условно. А могли бы и ничего не получить, ведь что это за суд без пострадавшего??? Но благодаря адвокатше (государственная бабка), прокурорше (злая тётка с большими зубами, требовавшая для нас два года колонии), судья (ему на всё было наплевать), и нашим рыдающим матушкам, нам дали сроки. А не бывает суда без потерпевших (или пострадавших)! А не было его, потому что мотоцикл мы починили и вернули. Дед написал письмо, что претензий к нам не имеет (есть и другие способы, избавиться от пострадавшего). Но, несмотря на это, дело наше продолжали вести.
Такая новость нас всех приятно удивила. Мы стали обсуждать, у кого какие были судимости, мечтать о том, чем будем заниматься после армии.
Я не хотел учиться дальше на подмастерья геолога. Теперь я мечтал стать криминалистом. Но с условкой меня бы не взяли. А тут погасят! Может быть, возьмут, – фантазировал я.
Последнюю ночь на родине я провёл у Лили. Мы прощались: обнимали, целовали и нюхали друг друга, как будто в последний раз. Но мне мешали клопы.
– Почему клопы не кусают тебя? – спрашивал я у неё.
– Потому что они привыкли ко мне, для них я своя! – отвечала
