о Пушкине пошел на убыль. Ему на смену явился материал еще более апокрифического характера. Многие литераторы, путешествуя по пушкинским местам – в Михайловском и Тригорском, в Бессарабии, в Новороссии, на Кавказе, – стали встречать доживающих свой век современников Пушкина и с их слов записывали устные предания о нем.
Вопрос о том, как поступать со всем этим материалом, решается различно, поскольку он далеко не равноценен. Мы имеем мемуары о Пушкине абсолютно достоверные. Таковы, например, записки и воспоминания А.П. Керн, А.Н. Вульфа, И.И. и М.И. Пущиных, А.Ф. Вельтмана, В.И. Даля, С.А. Соболевского, Вяземских, Нащокиных и т. д. и т. д. И наряду с ними множество свидетельств, в массе своей относящихся ко времени ссылки Пушкина на юг, достоверность которых находится под большей или меньшей величины знаком вопроса. Подчас даже и у таких свидетелей, каковы Жуковский или Гоголь, в их воспоминаниях о Пушкине звучат фальшивые ноты, за которыми можно предполагать их редакторские исправления, диктовавшиеся политическими либо полемическими соображениями. Опуская все заведомо опороченное и неправдоподобное, мы, однако, нашли возможным включить в наше собрание и те записи разговоров Пушкина, которые не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты при современном состоянии пушкиноведения. Последние отмечены звездочками (*).
За всем тем в настоящем издании неизбежны пропуски, ибо немыслимо объять необъятное. Должно, впрочем, оговориться, что, поскольку наша работа не преследует библиографических или регистрационных целей, мы опустили все встречающиеся в литературе, ничего не дающие высказывания Пушкина, выражающиеся в общеупотребительных словах согласия, приветствия и т. п.
Существует и еще один источник, о котором надлежит упомянуть особо. Это автобиографические записи самого Пушкина: во-первых, дневник его, затем письма и, наконец, различные статьи и заметки. Материал, почерпнутый из этого источника, конечно, наиболее авторитетен, ибо если и допустить (как оно, вероятно, и было в действительности), что Пушкин, воспроизводя ту или иную беседу свою, крайне далек был от стенограммы, то, во всяком случае, он более, чем кто-либо другой, должен был сохранить и воспроизвести общий тон и характер разговора.
Из этих же соображений нами включен в наше собрание, например, и пушкинский «Предполагаемый разговор с Александром I», заведомо не имевший места в действительности; но он, сколько мы можем судить, как нельзя более отражает пушкинскую живую речь, и позволительно думать, что, случись Пушкину говорить с Александром, он говорил бы именно так.
Включая этот разговор, являющийся, по существу, не автобиографическим отрывком, а литературным этюдом, мы, однако, воздержались от извлечения разговоров Пушкина, заключающихся в поэтических произведениях его, поскольку эти последние в форме своей подчинены общим законам стихосложения и поэтому не могут служить иллюстрацией пушкинской живой речи.
Наконец, нами
