плечо и решительно развернут к лестнице, ведущей на колосники.
– Лезь! Быстрее! – прошипел Джим. – На улице тебя ждут у обоих входов, но наверху нас ловить не будут. Давай!
Маккиннон снова переменился. В тени кулис он сделался каким-то неприметным. Лицо в белом гриме выглядело странно и казалось болезненным.
– Не могу, – едва слышно прошептал он.
– Чего не можешь?
– Туда – не могу. Высоты… боюсь.
Он тревожно озирался по сторонам, но Джим нетерпеливо пихнул его к лестнице.
– Прекрати трястись и лезь уже, ради Всевышнего! Наши парни лазают туда-обратно по сто раз на дню. Или хочешь попытать удачу с теми головорезами в переулке?
Маккиннон слабо покачал головой, но все-таки полез наверх. Джим завернул край кулисы, прикрывая их отступление – еще не хватало, чтобы их выдал какой-нибудь рабочий сцены, который просто не знает, что тут творится, – и живо взлетел следом.
Они оказались на узкой, огражденной перилами платформе, протянувшейся над всей сценой. Газовщики регулировали осветительные рожки и меняли желатиновые фильтры. Здесь было ужасно жарко и также ужасно пахло горячим металлом, потом рабочих и красками, которыми были расписаны холщовые задники. От этого букета щипало в носу, а из глаз текли слезы.
Впрочем, они здесь не задержались. Еще одна короткая лестница вела на качающийся железный мостик, увешанный шкивами и веревками. Мостик был ажурный, решетчатый: далеко внизу виднелась сцена, где плотники выставляли плоские декорации для мелодрамы, которую начнут показывать с завтрашнего дня. Тут было совсем темно – весь свет лился вниз, на подмостки – и почти так же жарко. Недавно в витрине магазина гравюр Джим видел картинку, на которой был изображен ад – так вот, все эти веревки (одни туго натянутые, другие провисшие или вовсе болтающиеся); громадные деревянные противовесы, удерживавшие декорации на весу; теряющиеся во мраке и уходящие вверх и во все стороны переходы, туннели, своды; зияющие бездны внизу, где закопченные фигурки возились с огнем, – все это выглядело очень похоже на ад.
Маккиннон раскачивался и обеими руками цеплялся за перила.
– Не могу! – простонал он. – Я же упаду. Ох, ради бога, спусти меня вниз!
Его светская манера растягивать слова исчезла, уступив место простонародному шотландскому говору.
– Ну и ну, – заметил Джим. – Никуда ты не упадешь. Немножко осталось! Давай, ноги в руки…
Маккиннон слепо ковылял, куда показывал ему безжалостный провожатый. В конце мостика их уже поджидал Гарольд со стремянкой – он даже руку протянул навстречу. Маккиннон схватился за нее обеими руками, вцепился, как утопающий – в спасательный круг.
– Порядок, сэр, – проговорил рабочий. – Я вас держу. Ну-ка, беритесь…
Он положил руку фокусника на боковину стремянки.
– Нет! Только не снова вверх! Я больше не могу-у-у…
– А ну, заткнись! – Джим услыхал внизу какой-то шум.
Он
