И еще я помню, что никогда у Бога ничего не просила, кроме одного – чтобы не было войны.
И действительно, казалось бы, надо жить и радоваться жизни, но человек так устроен – ему все время чего-то не хватает, что-нибудь в жизни обязательно не так.
Моя неустроенность в личной жизни не давала мне покоя, и даже не то что ее не было, просто, дожив до сорока шести лет, я так и не встретила своего единственного, с кем бы могла войти в Божий храм и тихо сказать: «Бабушка, вот он, посмотри, я теперь так счастлива!»
Было обидно, я могла помочь любому, но не себе. Я заплакала и спросила: «Господи, Ты мне дал все, о чем можно мечтать, Ты дал мне жизнь, Ты дал мне солнце, а вместе с ним свет и тепло, Ты дал мне луну, а вместе с ней свет к знаниям, Ты дал мне землю, по которой я хожу и которая кормит меня, Ты дал мне воду, которой я могу утолить жажду, Ты дал мне воздух, чтобы дышать, сердце – чувствовать, душу – сострадать, Ты дал мне сына, о котором можно только мечтать, сына, который во имя моего спасения сердце свое готов вырвать из груди, только бы другие меня не обидели. Он и сам пока не знает, на что готов пойти ради моего спасения, поэтому когда я просила не трогать моих обидчиков, он скрежетал зубами, но сделать с ними ничего не мог. Разве есть на земле сын, подобный моему?
Ты дал мне верных друзей, дал мне надежную защиту, но почему ты не дал мне настоящей любви, ведь меня никто не любил искренно и по-настоящему?»
И вдруг я вновь услышала тот же прекрасный голос, он лился откуда-то издалека, как тихий ручеек, бегущий из родника, еще не успевший набрать силу, вместе с тем он был таким родным и знакомым, только давно утерянным, это был голос из моего далекого прошлого.
Я все еще не понимала, кому он принадлежит, взяла диктофон и стала записывать, повторяя слова за голосом. Было такое чувство, что кто-то вошел в мое тело, абсолютно для меня безболезненно, и стал говорить вместо меня, я не помнила, как переключала кассету, но, когда я очнулась, запись на кассете была сделана с двух сторон, и, когда я прослушала ее, содержание потрясло меня еще больше.
«Женщина, Я ли не любил тебя, когда твоя мать хотела сделать аборт, но Я остановил ее в образе женщины Антонины, за чью душу ты теперь молишься. Это Я подсказал ей нужные слова для твоей матери, которые убедили ее не делать аборт. Это Я дал мудрости твоей бабушке, которая, несмотря на людские пересуды, еще раз удержала твою мать от необдуманного шага: „Ничего, дочь воспитаем, а может, и он одумается“. Поэтому ты дважды была на грани жизни и смерти в детстве, но ты не умерла, Я уберег тебя еще до твоего рождения.
Я ли не любил тебя, когда ты – самая нищая в классе, но самая смышленая – проходила по школе и улице, видя насмешки над собой, но продолжая всем мило улыбаться.
Даже когда весь класс смеялся над тобой после слов самого взрослого в классе и для многих самого красивого мальчишки: «А Любке надо быть бабой-ягой на Новый год, ей и маску не надо делать, она и без маски страшная», не Я ли дал тебе тогда силы не заплакать, не разозлиться, а лишь сквозь слезы
