поводящий тычинками; как бродячий желудок, готовый переварить все живое, по неосторожности попавшее в круг. Инструмент чудовищной казни – танец чугайстеров.
Хоровод. Череда сложных движений – то медлительных и тягучих, то мгновенных, стремительных; прядильный станок, вытягивающий жилы. Обод черного, изуверски проворачивающегося колеса; танец чьей-то смерти…
И запах фиалок. Неестественно сильный запах.
Земля встала дыбом.
С каждым движением множились невидимые нити, захлестнувшие жертв. Как пульсирующие шланги, забирающие жизнь. Как черные присоски, вытягивающие душу. Две тени, бьющиеся в долгой агонии, и третья – обезумевшая, беззвучно кричащая Ивга.
Удушающая, пропахшая фиалками ночь. Выворачивающая наизнанку, отскабливающая дымящиеся внутренности с вывернутой шкуры…
– Ведьма…
Кажется, на мгновение ей позволили потерять сознание. Куда-то отволокли за руки и за плечи, по траве, по мелким камушкам, впивающимся в тело. Ночь превратилась в день – ей в лицо ударил свет сразу нескольких фонариков, и она забилась, закрывая лицо руками.
– Тихо, дура…
– Затесалась…
– Потом. Потом…
Ее оставили в покое.
Вот почему эти навки так орут. Вот что они приблизительно чувствуют… И потом остается пустая кожа. Как чулок. С первого взгляда тонкий, искусно сшитый комбинезон. С пластинками ногтей. С белыми шарами глаз. С волосами на плоской голове, плоской, как сдувшийся мячик, и оттого неестественно огромной…
Чугайстеры закончили. Ивга только и сумела, что отползти подальше в сторону. Под вагон, где ее тут же и нашли.
– Иди сюда…
Она не сопротивлялась.
– Ты ведьма? Ты что здесь делаешь, дура?
Она бы объяснила им. Ох, она бы объяснила…
– Расклеилась девчонка, – сказал один, на чьем фонарике был желтый солнечный фильтр. – А нечего шляться ночью по пустырям. И удирать тоже нечего, если ты не навка…
Ивга почувствовала, как ее безвольную руку забрасывают на чье-то жесткое плечо:
– Пойдем, девочка… Ты, – это подельщику, – свои проповеди в письменном виде… О правильном поведении для молоденьких ведьм, которые инициироваться не хотят, а на учет становиться боятся. Так ведь? – это Ивге.
Ивга длинно всхлипнула. Обладатель жесткого плеча все слишком быстро понял и слишком емко объяснил; земля качнулась под ногами, и, стремясь удержать равновесие, она вцепилась в меховую безрукавку на его плече.
– Ты не бойся… Мы тебя не тронем, – это тот, с солнечным фильтром. – У нас ведь отбоя нет от девчонок, очередь по записи, так что ты нам даром не сдалась и кастинг не проходишь…
Кто-то засмеялся. Кто-то беззлобно бросил «заткнись»… Борясь с оцепенением и болью, Ивга подумала, что обладатель желтого фильтра среди них шут. Шут-чугайстер, так не бывает, но вот же,
