вуаль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с синими шнурочками вен на висках. – Девочки. От четырнадцати до шестнадцати.
– Сколько?
– В училище – десять.
– Очень много, Хелена.
– Это искусство. – Женщина царственным движением вскинула подбородок. – Не я придумала, что… талантливые дети часто оказываются… нами.
Клавдий откинулся на жесткую спинку. Подобная закономерность не была открытием – среди девочек, склонных к «изящным искусствам», колоссальный процент юных ведьм. Неинициированных, естественно.
– Хелена. Вы не… говорили им о необходимости стать на учет?
Женщина молчала.
– Сколько из десяти – учтенные?
Тонкие губы едва шевельнулись:
– Две.
– Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?
Женщина медленно поднялась. С усилием – но все равно грациозно. Даже горделиво.
– Клавдий… – Она шагнула к столу, и это был шаг жертвы, добровольно напарывающейся на нож, потому что сократившееся расстояние принесло ей новую боль. – Позвольте мне так вас назвать… Клавдий, это особенные дети. Они… – Она вскинула голову. – В театре полтора десятка ведьм. Все на учете, я за этим слежу… Но не подростки. Для них это слишком… болезненно. Некоторые из них так еще и не осознали… Что они изгои. Что они уроды. Что единственный дом, где от них не отшатнутся, – их училище, их театр, их гнездо… Семерых забрали, это… колоссальная травма. Они ведь не понимают, за что. И одна осталась, ждет ареста. Уже сутки не может есть…
Она снова шагнула вперед, и лицо ее болезненно напряглось:
– Я умоляю. Ну можете меня восемь раз сжечь. Но отпустите детей, они ни в чем не виноваты, они живут только балетом, без них не будет театра…
Клавдий прикрыл глаза:
– Назад, Хелена. Не надо. Отойдите.
Женщина отступила. Опустилась в кресло – не упала, а именно опустилась. С прежним достоинством.
– Я не палач, – сообщил Клавдий глухо. – Похоже?
Женщина хотела что-то сказать, но так и не решилась.
– Хелена… каждая неучтенная ведьма становится сегодня смертельно опасной. Я не могу посвятить вас в подробности, но… ситуация, сложившаяся у вас в училище, преступна. А потому травма, нанесенная вашим девочкам, – ваша вина. Их надо было… вы понимаете.
– Я не отрицаю своей вины. – Воспаленные глаза женщины сухо блеснули. – Я готова поплатиться… Но не за их счет.
– За чей? За мой? За счет и вовсе невинных людей? Как иначе я добьюсь исполнения законов, если не буду наказывать за ослушание?
Женщина молчала. Клавдий смотрел, как с ее лица медленно уходит румянец, проступивший во время вдохновенной речи. Уходит вместе с надеждой.
– Чрезвычайное положение, – он накрыл ладонью авторучку, – продлится еще… вероятно, дней пять. Если ситуация стабилизируется, то… короче, большая часть неинициированных
