приходится творить несправедливость в этом мире…
Лысый организатор поморщился и закрыл глаза рукой. Один его вид олицетворил все бесконечные мысли о том, в какой тоске будет пребывать зал после подобного выступления. «Сказали же ему, не заунывное!»
Но Тезидий знал, что делает. Он видел и раздражение на лицах клановцев, и тоскливое недоверие людей в зале. Он видел всё это – и понимал, что вскоре всё изменится. Изменится в корне…
Ещё пара завершающих нот – и мелодия вдруг оборвалась. А после секундного затишья началась вновь – но уже другая. Живая, быстрая. Она продолжала быть надрывной, но надрывной совершенно по-новому. Так, словно это пела сама земля, отправляя своих солдат в последний бой. Это была мелодия, призывающая бороться. Марш, побуждающий идти вперёд. А затем Тезидий запел – так же браво, как и его музыка, и столь же горестно…
– Летим мы тихо, гордо В прозрачных небесах,
И нам уже не больно, Лишь слёзы на глазах…
Жизнь исчезает в блеске Неведомой звезды,
Но не горим мы в свете – Гниём мы от тоски…
Повсюду реют души, Рисуя в мёртвый круг,
И сумрак ночи душит, В нём страшен каждый звук,
Но мы летим отважно В неистовых мирах
И нам уже не страшно В небесных образах
И в наших снах…
Короткая проигровка, что однако не сбила темп играющей музыки. Это был настоящий победоносный марш, призывающий встать, идти вперёд, не сдаваться. И лишь едва заметная нотка тоски выдавала в нём ту горечь, что была вложена в строки.
Лысый организатор расслабился, явно удовлетворённый услышанным. Публика как завороженная воззрилась на поэта, ожидая, что будет дальше. Тезидий же тем временем продолжал:
Плывём мы тихо, гордо По медленной реке;
Огни родного дома Сверкают вдалеке…
Но не вернуть обратно Тех сказочных времён;
Всё светом звёзд объято – Мы растворились в нём…
Сквозь сотни разных судеб Несёмся мы вперёд
И ничего не будет Среди ночных высот —
Лишь только сумрак тёмный И мёртвый свет в дали,
Но всё равно плывём мы В потоках злой реки
Прочь от земли…
Второй куплет был завершён, однако проигровка уже не казалась столь мелодичной. Она становилась надрывной, горькой. Да и голос поэта вдруг преобрёл лёгкую хрипотцу, словно испытывая на себе все терзания, обозначенные в песне.
Мы гаснем тихо, гордо, Как солнца тусклый свет,
И ничего не помним – Назад дороги нет.
Среди извечной ночи Незыблимых высот
Всё ускользаем прочь мы, Забыв земное всё.
Сквозь звездопад прекрасный, В злом сумраке огней
Летим мы и напрасно Нас вновь зовут
