то свадьба расстраивалась и сторона жениха требовала вернуть все денежные расходы. Но если невесту опорочил сам жених, заключение брака считалось его нравственной обязанностью. На браке настаивали и родители девушки, и родные молодого человека. Непорочность требовалась и от жениха. Родители «согрешившего» парня порой отказывали ему в благословении. «Жениху третий раз указали на дежу, но он вынул из кармана носовой платок, разостлал перед собой на полу, и, опустившись на колени, приник устами к земле… Не вставая с земли и не глядя никуда, жених повернулся в сторону отца и приник к его ногам, издавая глухие звуки рыдания. Отец вскочил как ужаленный и ногами стал бить сына, но тот не вставал, продолжал целовать ноги отца. Тяжело дыша, отец жениха прислонился к скамейке и зарыдал, как ребенок, закрывшись руками. …Многие стали просить отца простить сына и благословить. «Нет, – сказал он, – хоть я благословлю, но Бог его не благословит, раз он так сделал мне. Какая же твоя жизнь будет, сынок, если ты не боялся Бога и не хотел слушать отца». (11. С. 104) Так описывал М. В. Довнар-Запольский случившуюся во время посада историю и продолжал: «… это центр свадьбы, традиционно приковывающий к себе всё внимание присутствующих, выполняемый с особым эффектом, торжественно; но торжественность эта скорее мрачного, удручающего душу характера, производящая тяжелое нравственное впечатление даже на совершенно стороннего зрителя и резко отличающаяся от бесконечного веселья всех последующих обрядов». (11. С. 103)
Сиденье на «посаде» молодого проводилось у него дома перед отъездом на венчание. Две девушки и парень вносили в комнату положенный на крышку дежи каравай и ставили его на стол. Вслед за караваем приносили хлебную дежу и накрывали вывернутым кожухом. «Дружка» брал рушник за один конец, другой давал в руки молодому и обводил его три раза вокруг дежи по ходу движения солнца, дважды предлагая жениху сесть на «посад». Тот, дважды отказавшись, на третий раз садился, и ему под ноги ставили миску с рожью. Сват брал тарелку, накрывал белым платком и предлагал всем присутствующим благословить молодого на дорогу деньгами. Отец клал на тарелку серебряный рубль и говорил: «Дарю житом, бытом, долгим веком, чистым серебром, караваем и конём». Так же поступали мать, братья, сёстры, гости и свадебная «дружина».
После одаривания сват отрезал у жениха несколько волос и, положив их на крест, поджигал восковой «громничной» (у католиков) или сретенской (у православных) свечой со словами: «Благословите мать, отец и все добрые люди». Присутствующие трижды отвечали: «Бог благословит». Сват мазал мёдом монету, укладывал на середину головы парня, надевал поверх монеты шапку и произносил: «Ни перед князем, ни перед паном не снимай этой шапки. Тот тебе её снимет, кто надел». Затем следовали напутствия родителей и гостей, пожелания счастья, доли, и свадебный поезд отправляется в дом невесты.
Сиденье на «посаде» молодой. Прибывших жениха и «дружину» встречала мать новобрачной, держа в руках
