я полюбопытствовал у Мурата насчёт исполнения им гражданского долга перед Отчизной. И он рассказал необычную историю, приключившуюся с ним в горах Таджикистана.
…Так уж случилось, что пришлось мне, обременённому собственной семьёй – женой и малолетним сыном, прервав учёбу, со второго курса университета отправиться на срочную воинскую службу. И я облачился в армейский мундир. Вскоре оказался на южных рубежах необъятной Советской страны. К концу моей службы сепаратисты в республике уже не таились в тени. Таджикские ваххабиты решительно отвергали навязанный Москвою режим. Участились погромы некоренного населения, которое массово покидало Таджикскую республику, спасаясь от расправ. Чёрный февраль девяностого года надолго останется в памяти уцелевших очевидцев.
Стали не редкостью провокации в адрес дислоцированного на территории азиатской союзной республики воинского контингента. Мне оставалось совсем немного до дембеля. Старшим сержантом был я в ту пору, и занимал должность помкомвзвода в мотострелковой дивизии. В районе Хорога, на Памире, с ответственным заданием с группой бойцов отправился в БТРе к месту назначения. И ночью нарвались на засаду. Бандиты ждали нас, перегородив дорогу валунами, а сами притаились сверху под прикрытием скал. На узенькой, как шёлковая лента в косичке первоклассницы, горной дороге, где с одной стороны возвышается каменная стена, а с другой простирается бездна обрыва, не спасёшься, исполнив тяжёлой машиной удачный манёвр. Хоть в экипаже был лихой механик-водитель, родом из отдалённого горного аула в Дагестане, кумык Руслан Хасбулатов, но в той ситуации и он оказался бессилен.
Лишь только мы вывернули из-за поворота, как фары уткнулись в наваленную перед нами на дороге преграду из камней. В тот же миг сокрушительный взрыв содрогнул боевую машину. Загорелась броня, как фанерный муляж на учебном полигоне, ярко освещая всё вокруг. Я почувствовал боль в повреждённой ноге и с усилием выбрался наружу из горящей машины. Всё кругом заволокло пороховым смрадом и запах горелой резины надсадно свербил в бронхах. Кто-то сверху стрелял, рядом тоже в ответ раздавались короткие автоматные очереди. Едва я расслышал сквозь звон в голове:
– Камандыр… скала прижимайса!..
Голос был до мучительности знаком, только контуженный мозг, не желая повиноваться, вяло функционировал, будто в извилины залили липкого киселя и мысли в нём безнадёжно вязли. Из последних сил я пополз в тень под прикрытие горы, волоча перебитую ногу, пока от потери крови не лишился сознанья. Пришёл в себя в глубокой расщелине среди каменных глыб, куда перетащил меня Хасбулатов. Как ему удалось забраться туда вместе со мной по отвесным кручам, одному богу известно. Да, горы – это была его стихия! Горец знал, как с ними обращаться. И они не выдали его. Если бы Руслан передвигался по проходимым местам, нас тогда непременно б настигли таджики.
