все неудачи. Демонстрация ширится и ширится, и конца ей не видно. Шагают мужчины и женщины по снегу длинными шеренгами, звенья которых раскачиваются с шумом, тянут ноги, как пехотинцы, возвращающиеся с войны, сжавшиеся от стужи в громоздких ветхих одеждах, делающих их тела бесформенными, и лица их, закутанные в шерстяные платки и шали, лишены выражения. Среди громадных зданий они выглядят потоком гномов. Демонстрация на ветру и по снегу ползет медленно, снежный туман окутывает людское месиво. Не слышно песен, флаг не развевается над головами. Лишь немая бесконечная масса людей, словно сверкающе белая улица вымывается темными волнами, вырвавшимися из какого-то мутного источника в глубинах огромного города. Конные полицейские с резиновыми нагайками в руках сопровождают демонстрацию. Пуговицы сверкают на мундирах. Кони Кокса перекликаются ржанием с лошадьми полицейских.
– Покинуть улицу! Сойти с балконов! Зайти в дома! – командует усатый великан-полицейский, под которым гарцует конь по снегу. Он словно бы сошел с одного из пьедесталов памятников, украшающих мост. Прохожие и жильцы домов тут же подчиняются приказу полицейского и исчезают с балконов и улицы. Полицейский продолжает:
– Мы немедленно освободим дорогу! Немедленно!
– Благодарю вас, господин, – комментирует один из пассажиров, взмахнув рукой, – улица для движения, а не для демонстрации!
– Конечно! – подтверждает граф Кокс своим обычным сердитым голосом. – Теряем время и деньги. Это уже третья демонстрация перекрывает мне путь. Каждый день они здесь шагают. И зачем это им нужно? Они ведь безработные, а не работники транспорта. Забастовщики и гроша не выиграют.
– Они организуют демонстрацию поддержки, – поучает Кокса Иоанна, – вы разве не читали плакаты, которые раздавали вчера и сегодня? В них коммунисты и нацисты призывают рабочих Берлина на демонстрацию поддержки забастовщиков.
Иоанна опускает голову. Некуда смотреть. Слева еще видна женщина в черном на стене, вдова Аарона. Справа – полицейский на белом коне. Впереди – демонстрация. Иоанну не трогает, что нацисты и коммунисты маршируют вместе. Ее абсолютно не интересует политика Германии. В Израиле она будет знать, что делать, если там случится такое позорное дело... но сердце нельзя утишить. И никакой Аарон не в силах увести ее мысли от этого ужасного сотрудничества.
– Дать дорогу транспорту!
Полицейские врываются в демонстрацию, разделяя шеренги. Демонстранты, удивленно выпрямив спины, лениво расступаются. Часть людей – с одной стороны шоссе, часть – с другой. Между ними пустой просвет. Полицейские дают знак движению. Демонстранты сопровождают взглядами каждую проезжающую машину. На их закутанных лицах живы лишь глаза, много глаз, море голодных сердитых глаз, окидывающих презрением едущих в машинах, и каждого полицейского. Снег хрустит под колесами автомобилей и копытами лошадей. Иоанна из кареты следит за сердитым взглядом одной женщины в темной одежде, стоящей на мосту, в первом ряду, выступающей на шаг из
