словно щёгольская дублёнка, вывернутая наружу несвеже пахнущей изнанкой. Автор, воспевавший ранее юношей-комсомольцев Гражданской войны, буквально вытаптывал, изничтожал в новом произведении мир своих прежних героев, выставляя его подлым, гадостным, грязным.
Никитину, однако, роман впечатлил.
– Он очень, очень смелый человек, – восторгалась она таким разительным разворотом. – Не просто выжил в то ужасное время, но нашёл силы его правдиво отобразить, осудить. Не побоялся этого сделать!
– А что ж он раньше-то по-другому пел? Не имел – не имел сил, а потом вдруг раз – и обрёл? – парировала Ермилова язвительно.
– А иначе тогда было просто нельзя, – распахивала веки Никитина, переходя на сдавленный шёпот. – Это ж время было такое жуткое. Время…
– “Иначе нельзя”… Да бросьте вы! – фыркнула Ермилова вызывающе. – Просто держит он нос по ветру, вот и всё.
– Ой, ну зачем вы так? О заслуженном-то человеке, – Никитина приложила руки к груди. – Он просто в молодости не знал ещё всего. Тогда про эти ужасы вслух не говорили. О них вообще мало кто знал.
Разговоры между мужчинами тоже незаметно сползли к политике. Толковали про депутатский съезд, про межрегиональную депутатскую группу, но иногда невпопад…
– На наших глазах свершилось – не побоюсь этого слова – историческое событие. Впервые за многие десятилетия звучит глас общества, глас его демократически избранных представителей, – вдохновенно, будто на митинге, вещал Николай Иванович Данилов, муж Натальи.
– Хороши они, народные представители! Академика Сахарова засвистали. Тошно было смотреть, – хмельно бросил через плечо Дмитрий Никитин, на мгновенье отвлёкшись от спора жены с Ермиловой.
– А у нас вечно так: любое хорошее дело ругают, – крякнул подпивший преподаватель пединститута Дворецков.
Николая Ивановича их возражения не поколебали. Возразил он с уверенностью:
– Таких на съезде немного. Это номенклатурные делегаты Сахарову хамили, но всем они ртов не заткнут. Трансляцию съезда смотрели миллионы людей, вся страна. Все воочию увидели ограниченность, агрессивность, бескультурье номенклатуры. От неё воротит уже даже иных коммунистов. Этот, из Свердловска, который за привилегии КПСС всё хлестал… В Госстрое ещё руководит…
– Ельцин что ли?
– Да, Ельцин. Вот по номенклатуре врезал – так врезал!
– Ой, тоже мне, правдорубов нашли. Несли там эти обличители на съезде чёрт те чего, – раздражённо подключилась к завязавшемуся вновь общему разговору Ермилова. – Все сегодня трибуны. Работать только не хочет никто.
Её стали с жаром оспаривать почти все.
– А вы это номенклатуре нашей скажите. Пускай она первой лопату в руки возьмёт, да пример покажет, – выпалил Дмитрий Никитин. – А-то больно хорошо устроились при своих привилегиях. Сидят наверху и других погоняют.
– Да и работать-то
