style="font-size:15px;"> «После обеда мы отправились на аллею, где ожидали господин Ноститц и другие, чтобы проводить нас на танцы. Там было просто прелестно. Я танцевала все, что здесь танцуют, и тотчас же протерла свои новые туфли до дыр. Протанцевала три дня кряду, и теперь меня отсюда не вытащишь. Вчера, как я потом узнала, один граф вознамерился было «затанцевать» меня в кадрили доупаду, ведь темп в ней довольно быстрый. Но я нисколько не устала; здесь обо мне много говорят, и все из-за танцев, и мне кажется, что графини немного дуются на меня, но не подают виду. После бала мне пришлось переодеться: я была мокрая, как будто вышла из ванны…»
Ну разве не «дитя природы»?..
И приписка в конце письма: «Прощай и люби меня по-прежнему. Здесь, среди множества людей, нет ни одного мужчины, способного сравниться с тобой; когда узнаешь их поближе, никто не достоин уважения».
Примечательно, что пишет Гёте в ответ на это, полное милого вздора, письмо: «Пришли мне с ближайшей оказией твои последние новые, до дыр протанцованные туфли, о которых ты мне писала. Мне хочется иметь хоть что-нибудь твое, чтобы я смог прижать к моему сердцу».
Возникает вопрос: сохранили ли супруги верность друг другу? Флирт был несомненно. «Мой бреславец, которому я строю глазки, – пишет все с того же курорта Христиана, – так вырядился, что на него приятно посмотреть, танцует он тоже превосходно».
Реакция Гёте: «Твои глазки, вижу, зашли излишне далеко, смотри, чтобы они не стали глазищами».
Гёте не очень суров потому, что он сам себе позволяет кое-что. Осенью 1811 года в Веймаре появляется 26-летняя Беттина фон Арним, демоническая женщина с безудержными фантазиями. Она буквально бросается Гёте на шею. Гёте 62 года, и ему, разумеется, льстит любовь молодой женщины. Христиана все видит и переживает молча, но взрывается, когда Беттина слишком явно демонстрирует свое интеллектуальное превосходство, чтобы ее окончательно унизить. Разразился скандал, и, конечно, Христиана не искала особо тонких дипломатических выражений, чем доставила дополнительную радость своим недоброжелательницам. «Толстая половина Гёте, – так выразилась о Христиане одна из веймарских дам, – повела себя так, как мы и предсказывали».
Однако здоровье Христианы постепенно начинает разрушаться. Не только недоброжелательницы, но и многие биографы Гёте отмечают, что в последние годы она пристрастилась к вину (от нее несло вином, как от открытой сорокаведерной бочки, как злобно написал один из биографов), и вполне возможно, именно вино сгубило ее в конечном счете. Она умирала тяжело, в судорогах и мучениях.
В день ее смерти, 6 июня 1816, года, Гёте, которому шел 67-й год, записал: «…Пустота и мертвая тишина во мне вокруг меня».
Великий лирик ощущал глубокое отвращение к смерти во всех ее видах. Когда умирал кто-то из близкого окружения, он сказывался больным и ложился в постель. Никогда не участвовал в похоронах, не хотел и слышать о посмертных масках. «Смерть – плохой портретист», –
