вашей загруженности вся страна знает. Просто дело у него особой секретности, говорит, только непосредственно вам может доложить. Либо товарищу Сталину. Прикажете направить в приёмную Генерального Секретаря ЦК ВКП(б)?
– Э-э! Нэ нада векапебе. Давай ево суда, сам разберус. Нэ хватала ещё та-аварышша Сталына от дэл атрыват. Завады.
Майор лихо развернулся на сто восемьдесят градусов, ещё раз щёлкнул каблуками, и, чеканя шаг, вымаршировал из кабинета. Через минуту он вернулся, введя с собой щупленького, среднего роста очкарика с взъерошенными кудряшками на голове, в полосатой тенниске, парусиновых штанах и сандалиях крест-накрест. Очкарик неловко переминался с ноги на ногу, теребя в руках клетчатую кепку. На вид ему было что-то около тридцати.
– Здравствуйте, товарищ нарком, – неуверенно промямлил он.
– Здраствуй, дарагой. Прахады, садыс. Кто такой, за-ачем пажялавал? – с напускной строгостью ответил нарком, хотя по натуре своей был человеком добрым и исключительно мягким.
– Я, это…, по делу к вам…. По важному делу…
– У меня, дарагой, нэ важьных дел не бывает. Садыс, гавары.
Вошедший продолжал нерешительно переминаться с ноги на ногу, теребя в руках уже изрядно пострадавшую кепку.
– Ну што ты, как дэвушька? Садыс, я не кусаюс. Или ты хочищь, штобы я тебя пасадыл?
– Нет! Нет! Что вы, уж лучше я сам. Это… дело конфиденциальное, товарищ нарком.
– Кон што? Как сказал? Какой такой кон? Зачем кон? У тебя кона укралы, да? И ты пасмел беспакоит меня по таким пустякам, го? Или ты сам кона украл?
– Нет, товарищ нарком, вы не поняли…, простите, я не так выразился… Дело, по которому я вас посмел обеспокоить, очень секретное и очень важное. С конём я бы не стал, что вы. Да у меня и коня-то никогда не было…
Человек в пенсне, наконец-то понял причину нерешительности посетителя и обратился к майору.
– Алёшя, принеси нам с таварищем …, э-э как твой фамилия?
– Лебедянчиков, товарищ нарком. Моя фамилия, Лебедянчиков.
– Алёшя, принеси нам с таварищем Леблед…, э-э, мнэ и ему. Чаю, па-ажялуста.
– Грузинского? – уточнил майор.
– Ему грузынскава, а мнэ армянскава. И с лымоном, па-ажялуста.
Майор ещё раз повторил отточенный за годы безупречной службы пируэт со щелчком каблуками и удалился из кабинета.
– Ну, садыс, гавары.
Грозный нарком вальяжнее расположился в кресле и указал на стул странному посетителю. Очкарик, наконец-то, сел, оглядел ещё раз кабинет и, наклонившись как можно ближе к уху наркома, заговорщицким шёпотом произнёс.
– Капитала больше нет.
– Нэт, да? Как эта, нэт? Куда же он падевалса? Испарылса, да?
– Никак нет, товарищ нарком, я не шучу, я серьёзно. Капитала… это… правда больше нет.
– Как нэт?
– Совсем!
– Э-э, не темны, што такое нэт? Вчера биль, утром биль, в обэд тоже биль, а тепер
