Вы у нас новичок. К сфазианской службе времени. Подумайте или произнесите вслух: «Время!» И вам сообщат…
– Двенадцать часов сорок пять минут тридцать секунд, – вклинился в беседу знакомый кукольный голосок. – Тридцать три… тридцать шесть… Второй сегмент пятого малого сфазианского интервала.
– Вот именно, – подтвердила Руточка. – Кстати, мы обедаем в саду, не опаздывайте.
Она встала, отряхнула подол сарафана от нападавших с куста листьев и высохших плодоножек, а затем неторопливой, но уверенной походкой направилась к пряничному домику, где в одиночестве страдал Энграф. Следом за ней, покачивая крутыми боками, тронулся Полкан. В зубах он нес корзинку. Кратов с сожалением проводил их взглядом. Он вынужден был признаться себе, что был бы непрочь еще поболтать со славной Руточкой. Только бы она не спрашивала про Псамму.
– Коллега Энграф! – донеслось с веранды. – Обедать!
– А поди ты!.. – загремело в ответ.
Все остальное покрыл раздраженный лай Полкана.
Кратов сдернул с малинового куста не замеченную Руточкой ягоду, вздохнул и побрел куда глаза глядят. Несмотря на отсутствие солнца, не на шутку припекало. Он расстегнул рубашку сверху донизу и закатал рукава.
– Интересно, – пробормотал он. – Как у меня с жировыми отложениями?
– Неважно, – откликнулся неутомимый Буратино. – Они у вас практически незаметны.
– А это кто?
– Сфазианская служба здоровья. О вас помнят. О вас заботятся.
– Мамочка моя, – засмеялся Кратов. – Океаны заботы и любви! Даже Полкан – и тот обязан всех любить.
– А как же иначе? – спросил Буратино слегка озадаченно. – Разве бывает по-другому?
– Бывает. К сожалению… А может быть, к добру?
– Где? Где? – всполошился невидимый собеседник. – Назовите координаты!
– Это… м-м… за пределами Сфазиса.
– Жаль, – совсем огорчился Буратино. – Мы со Сфазиса – никуда.
За фруктовыми деревьями неизвестной разновидности Кратов обнаружил обещанный прекрасный пруд в окружении камышей и карликовых плакучих ив. О большем удовольствии нельзя было и мечтать. Сбросив на ходу одежды, Кратов с разбега бултыхнулся в прогретую воду, распугал дремавших у поверхности толстопузых тилапий и со счастливым фырканьем вынырнул на середине. Раскинув руки, он замер в невесомости на легкой волне и прикрыл глаза. Остатки раздражения и неуверенности покидали его душу, вымытые прозрачными струями. «Прелестный уголок, – вспомнил он слова Энграфа. – Мечта… Как здорово и быстро можно здесь работать! Вместо того, чтобы сидеть перед унылыми когитрами и лингварами и медленно дуреть от их зудения – выйти под самосветящееся небо, погулять по саду, мимоходом срывая переспелые вишни, поболтать с милой женщиной Руточкой Скайдре. Побегать наперегонки с Полканом, который хотя и обязан любить всех, но однако же любит лишь тех, кто
