что пережил ты? – вспылила она. – Детство, отрочество, юность? Ну, был звездоходом, угодил в плоддеры, подался в ксенологи… Одну девочку потерял, другую оставил сам… И одна-две женщины – без любви и привязанности… Ведь так, не больше?! А я тоже родилась не на Сфазисе, у меня есть свое прошлое!
– И что с того? – снова спросил Кратов. – Наверняка донимали своей заботой кого-нибудь еще. А избыток внимания вреден даже детям и кошкам – у них капризы начинаются. Разве удивительно, что Энграф у вас научился капризничать? «О вас помнят, о вас заботятся!» – передразнил он. – Океаны любви, сплошной розовый сироп. Тошнит!
Не замеченный орбитальными станциями слежения, биотехн вынырнул из экзометрии на самом подходе к верхним слоям земной атмосферы. Игнорируя все законы небесной механики, попирая все аэродинамические правила, он сразу, вертикально, будто камнем ко дну, пошел на снижение. «Никогда такого не видел, – ворчал Чудо-Юдо. – Все незнакомое… вязкое… пахучее…» Он пробил плотные пегие облака и теперь аккуратно опускался на дневную сторону планеты, чуть покачиваясь в восходящих потоках.
– Хочу напомнить вам, госпожа Скайдре, – сказал Кратов. – Как и полагается, по прибытии на Землю вы обязаны представить своему руководству полный и объективный отчет о состоянии дел на Сфазисе. Надеюсь, вы ни о чем не умолчите.
– Я тоже, – вздохнула Руточка. – Надеюсь…
Чудо-Юдо-Рыба-Кит спланировал в густой ковыль, посреди бесконечной дикой степи, в ложбину между двумя давно обрушившимися курганами. Он продолжал бухтеть и жаловаться, но Кратов уже не слушал его. Он выскочил наружу и, стоя по пояс в сырой траве, жадно впитывал ее усталый шелест, далекие крики всполошенных птиц, раскаты удалявшегося грома. Только что здесь прокатилась гроза, и еще накрапывал мелкий дождик.
– Пяти дней не прошло, – сказал Кратов. – А успел соскучиться!
Он помог Руточке покинуть кабину, и теперь они стояли рядом, держась за руки, которые забыли расцепить. Мокрые и немного встревоженные оттого, что и им передалась грозовая тревога самой степи.
– Где это мы плюхнулись? – спросила Руточка.
– Честное слово, не знаю. С воздуха я видел автостраду неподалеку. Если хотите, я вас провожу.
– Не хочу. Здесь я сама. Выберусь на дорогу и вызову какой-нибудь транспорт, – она помолчала. – Костик, а где же ваша семья? Я имею в виду – настоящая семья? А?
Кратов не ответил.
Руточка пошла вперед, раздвигая ковыль руками, оступаясь на невидимых бугорках. Временами она оборачивалась, и в ее взгляде Кратову мерещилась огромная неуверенность. Тогда он шутливо грозил ей пальцем.
Потом он вернулся в кабину и долго сидел у открытого люка, молча улыбаясь собственным мыслям.
– Мальчик, – наконец пробормотал он. – Сопляк. Тоже… выбрал время…
Он закрыл глаза, и память услужливо вернула ему все накопившиеся за неполные сутки воспоминания.
