что вам страшно. Безумно страшно. И чего же вы так боитесь, хотела бы я знать? Человек, жена которого только что трагически погибла, обычно переживает внезапную утрату так сильно, что все остальные эмоции как-то притухают. А у вас, уважаемый Борис Михайлович, все с точностью «до наоборот»: вы так сильно чего-то боитесь, что, похоже, у вас уже нет сил горевать о своей супруге. И после этого вы еще удивляетесь, что я вас подозреваю. Я бы на вашем месте была посдержаннее».
Дождавшись, когда приступ праведного негодования иссякнет и Готовчиц успокоится, она снова открыла большой конверт и разложила снимки на столе.
– Давайте еще разочек посмотрим, может быть, вы кого-нибудь вспомните, кроме тех двоих, – предложила Настя.
Готовчиц поджал губы, но смолчал. Перебрав по одной все фотографии, он отрицательно покачал головой.
– Нет, больше никого не узнаю. Послушайте, вам что, мало этих двоих? Чего вы от меня хотите? У вас есть их фотографии, значит, вы их знаете, знаете имена и адреса. Так пойдите к ним, арестуйте их и спросите, зачем они за мной следили и кто еще в этом участвовал.
Настя вздохнула и принялась аккуратно складывать снимки обратно в конверт.
– Дело в том, Борис Михайлович, что я уже разговаривала с этими людьми. Они подтвердили, что действительно ходили за вами по пятам, но никого другого, кто бы тоже этим занимался, они не знают. Так что мне приходится делать неутешительный вывод о вашей ошибке.
– То есть?
– За вами следили только эти двое. И больше никто. Все остальное вам показалось.
– Нет, не показалось! – Готовчиц снова повысил голос. – Не делайте из меня идиота! Я их отчетливо видел и столь же отчетливо помню. Их фотографий здесь нет, но эти люди были. Вы слышите? Они были! Были! Я пока еще в своем уме!
Он резко вскочил, потом так же быстро опустился на место, словно у него внезапно подкосились ноги. Теперь он смотрел на Настю жалобным и тревожным взглядом, каким порой смотрят собаки, которые не понимают, за что хозяин их побил, но при этом знают твердо: раз побил – значит, провинились, потому что хозяин всегда прав.
– Или нет? – Голос его упал почти до шепота. – Я уже не в своем уме? Я сошел с ума? У меня галлюцинации?
Настя молчала, с любопытством наблюдая за ним. Что это? Хорошо отрепетированный спектакль? Или у психоаналитика и вправду «крыша едет»? Нормальный человек давно уже спросил бы, что же сказали работникам уголовного розыска «те двое», зачем они устроили слежку и вообще кто они такие, а Бориса Михайловича, похоже, больше всего на свете интересуют его собственные страхи и состояние его психического здоровья.
– Кто эти люди? – наконец догадался спросить он. – Что они вам сказали?
– Много интересного, – улыбнулась Настя. – Вы знали о том, что ваш образ жизни чрезвычайно беспокоил вашу жену?
Лицо Готовчица стало землисто-серым, глаза вмиг ввалились еще больше, хотя у него и без того вид был неважный.
– Что вы такое говорите? Какой образ жизни? – забормотал он.
–
