очевидно снова испытав облегчение. – Это дело становится достаточно запутанным. Лучше всего, Торн, тебе спрятаться от братьев до самого вечера и переночевать сегодня на сеновале в конюшне. А завтра после всенощной я сопровожу тебя в часовню для отпущения грехов.
– Да, nonnus. Могу я спросить… Вы сказали, что меня могли наказать плетьми. А что же с братом Петром, niu?
– Акх, он обязательно будет наказан, не бойся. Не так сурово, как в случае, если бы ты оказалась девственницей. Однако брата Петра будут держать взаперти, он подвергнется долгой епитимье и должен будет выполнить сложнейшие расчеты, можешь не сомневаться.
Я смиренно отправился на конюшню, как и было приказано, но затаил совсем не христианскую обиду: уж очень легко, на мой взгляд, Петр отделался. Из слов Dom Клемента я понял, что его заставят написать трактат, основанный на подсчетах движения Солнца и Луны, в зависимости от этого церковники каждый год определяют разные даты Пасхи. Говорили, что якобы вычислить все это невероятно сложно. И тем не менее брата Петра никуда не прогоняли из монастыря. Он будет сидеть в спальне и размышлять над движением небесных светил. Нет, это явно не было тем наказанием, которое он заслужил.
Ну а когда я понял, что не смогу взять juika-bloth с собой в женский монастырь, то окончательно упал духом. Однако я все-таки сумел рассказать доброму брату Поликарпу, с которым мы вместе работали на конюшне, что держу орла в голубятне. Он пообещал кормить и поить его, пока – Guth wiljis – я не смогу вернуться и забрать птицу.
На следующее утро, после того как мне отпустили грехи, я в сопровождении Dom Клемента отправился – опять же покорно – к Domina Этерии, в монастырь Святой Пелагеи. Вы, наверное, думаете, что моя покорность объяснялась подавленностью в связи с предстоящим изгнанием из аббатства. Однако теперь, мысленно возвращаясь к тому времени, я думаю, что причина все-таки была иной. Полагаю, тут сказалась женская сторона моей натуры. Я чувствовал, что каким-то образом виновен во всем, что произошло, – что, возможно, я сам невольно склонил Петра к омерзительным приставаниям – и, таким образом, не мог жаловаться на обстоятельства. Это чувство доступно лишь женщине. Ни один мужчина не станет мысленно обвинять себя.
А ведь в то же самое время я был еще и мужчиной. И как каждый нормальный мужчина, я не чувствовал склонности позволить всему идти своим чередом: мне хотелось взвалить вину на кого-то еще и посмотреть, как виновного накажут по заслугам. Этот контраст, это внутреннее противоречие между мужским и женским отношением к проблеме тогда было трудно осознать даже мне самому, так что я едва ли мог этого ожидать от кого-то другого. Вот почему я не протестовал против моего унизительного изгнания из аббатства Святого Дамиана, тогда как брату Петру было позволено остаться. Вот почему я сумел внешне сохранить спокойствие, намереваясь отомстить сам. Именно к этому я стал исподволь готовиться, но не будем забегать вперед, я расскажу об этом в свое время. А теперь позвольте мне подробней остановиться на моем пребывании в монастыре Святой Кающейся Пелагеи.
6
Не могу отрицать, что это
