на самые границы Португалии» <84>.
Критика в адрес Австрийской империи была менее острой. Это иногда объясняют тем, что она не была опасна для Англии в качестве торгового конкурента, как это было в случае с Голландией. Главным поводом для критики было то, что австрийцы почти целиком сосредоточились на Италии. По подсчетам Свифта, Империя направила на другие театры военных действий только 20 тысяч человек вместо обещанных 90 тысяч. Он объяснял неудачу англо-голландцев при Тулоне в 1707 г. отсутствием поддержки со стороны Австрии <85>. Напротив, Хар считал последнее следствием ошибок в командовании, а недопоставку войск оправдывал необходимостью воевать с «недовольными» в Венгрии, что, по его мнению, тоже было вкладом в борьбу с Францией <86>. Характерно, что тори практически не критиковали герцога Савойского, в котором видели противовес австрийскому влиянию в Италии.
Что касается Империи в целом, то Свифт осуждал практику вигского правительства «нанимать» солдат в Германии. Он утверждал, что германские князья действовали как шантажисты, они требовали за участие в войне субсидий, а должны были безвозмездно поддержать австрийского императора как главу Священной Римской Империи. Действительно, договоры с князьями фактически лишь устанавливали цену за «кровь подданных». Несколько отличался только договор с Пруссией, где речь шла о более значительном контингенте войск, чем в других случаях, а также признавались ее территориальные претензии на Верхний Гельдерн, Кельн и часть Баварии. По мнению Хара, использование германских наемников «к нашей выгоде спасало английскую кровь и деньги», так как французы были готовы платить, чтобы князья держали солдат в своих владениях <87>.
Вопрос о заключении мира стал самым злободневным политическим вопросом после прихода к власти кабинета лорда Оксфорда в 1710 г. О мире говорили и раньше. Уже в 1705 г. Франция пыталась выяснить условия, на которых союзники пойдут на мир. Секретные переговоры велись в 1709–1710 гг., но отказ Людовика согласиться выступить против Филиппа Бурбона, если тот не отречется от испанского престола, сделал договор невозможным. В историографии, однако, преобладает мнение, что по меньшей мере вплоть до битвы при Мальплаке в 1709 г. обе партии сходились на том, что для сокрушения Франции продолжение войны необходимо <88>. В то же время американский ученый И. Крамник указывал, что группировка Сент-Джона, к которой присоединились и сторонники Оксфорда, охладела к войне уже после битвы при Рамильи в 1706 г. <89>. Как видим, изменение позиций тори обычно связывается с ходом войны (в 1706 г. стало ясно, что война приобретает затяжной характер, в 1709 г. тори убедились, что Франция все еще не истощила своих ресурсов). «Оттеснив» «старых» лидеров партии во главе с Ноттингэмом, Оксфорд и Сент-Джон приступили к подготовке мира. Отношения в новом кабинете были далеки от дружественных. Как заметил русский дипломат Б. И. Куракин, «партия торрисова хотя ныне в силу пришла, но для несогласия между нынешними министрами
