огда на что же такие люди, как я, могут надеяться? В душе только на эволюцию советского режима, под влиянием необходимости, угроз и революцией, и войной, но только угроз ими, а не осуществления этих угроз.
В морали, как в искусстве, надо иметь чувство меры, надо знать, где кончается законная правда жизни и где начинается духовная порнография.
Марк Алданов – исторический романист ХХ века
Классическая русская проза XIX в. начиналась с исторических романов, первым из которых является «Юрий Милославский» М. Н. Загоскина, вышедший в 1829 году. По прошествии столетия русская историческая проза, представленная романами И. И. Лажечникова, К. П. Масальского, Р. М. Зотова, Н. А. Полевого, Ф. В. Булгарина, П. Свиньина, А.К. Толстого, Г.П. Данилевского и др., становится одним из самых популярных жанров отечественной беллетристики. В истории мировой литературы Льва Толстого по праву можно считать создателем исторического романа нового типа – романа философии истории, в котором имеет место «перевод дискретного ряда философствования об истории на язык универсальных символов-мифологем» [ПОЛОНСКИЙ В. В.], коим оперирует художественная проза. По мнению историков литературы, к середине XX в. именно Марк Алданов в своей беллетристике кристаллизует тот предел – «абсолютный уровень», которого достиг русский историософский роман. По крайней мере, в русском Зарубежье на протяжении более 40 лет для всякого человека, кто так или иначе сверял свою судьбу с национальной историей, книги Алданова являлись значимым в духовном отношении событием.
Один из самых авторитетных литературных критиков эмиграции «первой волны» Марк Слоним в статье «Романы Алданова» (1925) писал, что обычно исторический роман развивается в двух направлениях: реалистическом, изображающем явления, и психологическом – «драмой глубоких движений ума и сердца». Алданов ко всем этому добавляет «“антикварную находку”, некий “раритет” и не раз на его страницах попадается упоминание о книге, о факте, о подробности быта, которое вызывает мысль о литературном коллекционерстве». И действительно, фактографическая точность принципиально важна для Алданова, как ни для какого другого исторического беллетриста. Например, в письме к другому известному литературно-общественному деятелю эмиграции – Марку Вишняку, касаясь предстоящей публикации своего романа «Заговор», он с огорчением говорит: «Вчера заметил в корректуре две очень неприятные опечатки. <…> у меня было сказано: вода текла “по волосам”, а набрали “по усам” (это при Павле усы!)».
Строя свои произведения на документальных источниках, Алданов скрупулезно следует фактам, стараясь не привносить в текст свои домыслы, а тем более недостоверную информацию. Отсюда вытекает столь трепетное его отношение к книгам, библиотекам и архивам. Так, например, он пишет Рудневу – редактору крупнейшего русского журнала «Современные записки» (Париж): «Дорогой Вадим Викторович, я в ужасе. Сегодня открылась <…> Национальная библиотека. Только что я оттуда вернулся – там тех книг, которые необходимы мне для статьи, нет! <…> И в Тургеневской и на рю Мишле их также нет. Я готов их выписать из СССР, но ведь это займет три недели. Без них начатая мною статья была бы совершенно неинтересна». Подобное стремление к исторической корректности не может не восхищать, особенно в нашу эпоху фэйков и постправды.
Однако Марк Алданов не был лишь только «антикваром» и «коллекционером» исторических раритетов. В первую очередь его книги заявляют особого рода концепцию истории, в которой определяющим фактором является СЛУЧАЙ – феномен неожиданности и непредсказуемости, проявляющийся всегда и повсюду и являющийся, по мнению автора, катализатором всех перемен. Даже Наполеон в алдановском романе «Святая Елена, маленький остров» приходит к этому выводу: «Чтобы развлечь себя и приближенных, Наполеон стал диктовать им историю своих походов. Но скоро понял, что другие ее напишут лучше и выгоднее для него: сам он слишком ясно видел роль случая во всех предпринятых им делах, в несбывшихся надеждах и в нежданных удачах». Сила случая, по убеждению Алданова, не зависит ни от культуры, ни от социального строя, ни от уровня технического прогресса, достигнутого в тот или иной период обществом. Алданов писал о разных эпохах Нового и Новейшего времени – от конца XVIII до середины XX столетия. Но чем менее схожи костюмы, манеры поведения, окружающая обстановка и внешность персонажей в его повестях и романах, тем нагляднее выступает неизменность поведенческих мотивов, общность характеров и непредсказуемость судеб их главных героев и персонажей.
Основоположник русской историографии Н. М. Карамзин утверждал, что человек, читая о далеком прошлом, будет непременно соизмерять его с актуальной реальностью: история «мирит его с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках; утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и государство не разрушалось; она питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости…».
Поколению
