будет повторяться. И, действительно, солнце пробивалось сквозь тучи так часто, как мне хотелось. Это позволило в первый день уловить главное, что привлекло меня в этом пейзаже.
Насколько замерз, я почувствовал только тогда, когда окоченевшими пальцами принялся собирать свое хозяйство. Годами отработанная процедура складывания этюдника обычно происходила с быстротой и четкостью смены караула у Мавзолея. Схожесть придавали металлические щелчки при складывании штыкообразных ног этюдника. Пальцы, словно чужие, не подчинялись команде головы. Ноги тоже вели себя странно – половину пути к дому я прошел будто на протезах. Но желал я в этот момент только одного – чтобы завтра повторилась эта неприветливая погода.
Конечно, можно было бы продолжить работу от себя в мастерской, полагаясь на зрительную память и опыт, тем более, что я все уже поставил на свои места: скомпоновал, успел взять цветовые отношения, как говорят живописцы – раскрыл холст. Но никакая зрительная память или фантазия художника не сравнятся с цветовой фантазией природы. Реакция художника на жизнь незаменима.
Впрочем, это касается только реалистического искусства. По моему мнению, приверженность реализму – это не что иное, как признание приоритета красоты реального мира над миром фантазий. Иными словами, реалистическое искусство свидетельствует о том, что фантазия Бога выше любой фантазии художника.
Похоже, утру следующего дня радовался только я. Северный ветер и не думал утихать. На этот раз я оделся потеплее. Чтобы ветер не опрокинул этюдник, я широко расставил три его ноги и надежно закрепил парус холста. Мне казалось, что вязаная шапка, почти скрывавшая лицо, и поднятый воротник не только защищали от ветра, но и делали меня неузнаваемым и защищали от проходивших вдалеке людей. Со многими борисоглебцами я знаком и если бы пришлось только здороваться, это бы постоянно отвлекало. К счастью, плохая погода и большое расстояние, а может быть, и мой неприступный вид препятствовали общению.
Кому-то эти подробности покажутся несущественными, но я хочу, чтобы зритель знал, что художник, работающий на улице, – это самое несчастное создание. Помимо природных помех, каждый считает возможным утолить свое любопытство – подойти и посмотреть. Большинство же считает нужным вступить в диалог, а некоторым кажется, что их совет необходим.
С чем бы я сравнил работу художника? Пожалуй, с молитвой. Творчество – это разговор с Богом. Чаще всего этот творческий процесс скрыт от посторонних глаз, потому что происходит в мастерской, реже – на улице, но суть от этого не меняется. И, конечно, даже молчаливое присутствие кого-то у тебя за спиной мешает.
Это бывает трудно понять взрослым и уж совершенно невозможно детям. Для них художник на улице – легкая добыча. Уже издали я слышу, что очередная стайка школьников обнаружила меня и, обгоняя друг друга, с шумом приближается. Окружив плотным кольцом, мальчишки первым делом наперебой выясняют, что я рисую и �
