через некоторое время она встанет у окна снова или присядет на подоконник с чашкой кофе или чая и будет медленно, прикусывая что-то, наверно, печенье, пить маленькими глотками, разглядывая переулок, редких прохожих и, может быть, его, Викентия, смотрящего на неё и стоящего почти напротив в каморке у своего окна.
Он не знал, видит ли она его, но почему-то хотелось, чтоб видела. И он стал чаще выходить на крыльцо, чтоб как бы поразмяться, ходил туда-сюда, глядя вроде как работает дворник, а сам то и дело взглядывал на её окно. Пристально смотреть стеснялся, думал:
– Примет ещё меня за какого-нибудь маньяка. Глупо, конечно, – удивлялся он над собой, – но вот такую жену я хотел бы иметь, тоненькую, беленькую, чтоб готовила мне завтрак, чтоб по утрам в квартире пахло кофе.
Утром, когда светало, электричество выключали, и то, что дальше происходило за окнами, было уже не видно, да и рабочий день начинался. А вечерами он пытался понять, что у неё за семья и как ей живётся в её «аквариуме». Он видел крупного седого мужчину, который, на его взгляд, годился ей в отцы. Кто он? Действительно отец или муж? Он видел худенькую, совсем юную девушку, которая появлялась на кухне очень редко. Она дочь? Или сестра? Может, это отец и две дочери? Или отец, дочь и внучка? Самый простой вариант – муж, жена и дочь, нравился ему меньше всего.
Он не видел каких-то нежностей, объятий, поцелуев. Выражений лиц, правда, тоже не было видно, но движения, жесты, как ему казалось, выдавали, что не всё благополучно в их семействе. Вечерами муж появлялся на кухне поздно, сам копошился у плиты, что-то ставил на стол. Когда приходила она, оба молчали, как бы игнорировали друг друга. Иногда, наоборот, он что-то много говорил, стоя и жестикулируя, она почти не отвечала, потом, не прерывая его очевидный монолог, уходила из кухни, а он, или выбегал следом, или, наверное, что-то выкрикивал вслед, судя по его развороту в сторону двери. Такая жизнь, такая разобщённость Кеше не нравились.
Эвелина давно уже заметила, что один из охранников частенько посматривает на её окно. Честно говоря, она не была вполне уверена, что смотрел он именно на неё. Во-первых, с детства была близорука, во-вторых, двойные рамы и расстояние до офиса через дорогу представляли значительное препятствие для её зрения. Но так или иначе этого мужчину она выделяла среди других по крепкой, ладной фигуре, росту, хорошо сидящему костюму.
Когда по утрам она пила свой кофе и смотрела на него, то даже придумала ему биографию. Она почему-то решила, что это отставной военный, решивший на пенсии подработать. Служба в охране для молодых военных пенсионеров теперь дело обычное. Сколько их, по сути бездельников, стоит сейчас у входов в разные заведения. Здоровые мужики маются на каждом углу, изображая важность своего стояния и своей персоны. Почему она решила, что ему за сорок? Лица она совсем не видела, а фигура при всей её выправке показалась ей всё же чуть погрузневшей, и движения не такими
