забеге. Остальные зовут его Чудак Мэтью, чтобы не путать с другими Мэтью на потоке. Впрочем, бег – не самый плохой способ скоротать время.
– Нет, я же говорила.
Мать напряженно дышит в трубку.
– Люблю тебя, – произносит она с заметным усилием. В их семье не принято выражать свои чувства. Сказанная вслух фраза только усиливает напряжение, лишний раз напоминает о нависшей угрозе.
– И я тебя, – отвечает Мэй.
Потом она долго прислушивается к топоту в коридоре. Мэтью как-то обмолвился, что готовится к марафону. Ему нравится бегать босиком, как кенийцам или древним грекам, ведь так изначально заложено природой. Босые ноги шуршат по ковру. Ощущение времени возникает всякий раз, стоит Мэтью поравняться с дверью Мэй, его шаги, то удаляющиеся, то приближающиеся, отсчитывают минуты на манер ритмичного тиканья часов.
На второй день карантина на парковке появляется послание, отчетливо видное с десятого этажа библиотеки. Мелом или мукой кто-то огромными буквами вывел имя Айанна, а рядом – какой-то шифр или аббревиатуру. Белая надпись ярко выделяется на асфальте. Парень неподалеку запрокинул голову и, щурясь от слепящего солнца, ждет, когда его старания заметят. Мэй понимает, сколько времени, труда и усилий вложено в исполинские буквы. Ради нее никто так не гнул спину.
– На редкость пустая трата времени, – фыркает Чудак Мэтью. Босой, вспотевший, он стоит у окна и жадно пьет воду из термоса. – Согласна?
Рядом распахивается рама. Айанна, девочка с Барбадоса, в одной пижаме радостно машет «художнику». Айанна, в кофточке с V-образным вырезом, джинсах, с неизменным розовым педикюром, белозубой улыбкой и великолепной кожей, поражает естественной, безмятежной красотой. У нее очаровательный легкий акцент. Все парни без ума от Айанны, впрочем, девочки тоже, они даже не сердятся на подругу, ведь та притягивает не столько внешностью, сколько своим очарованием, лучащейся добротой. Айанна единственная приветливо общается с Мэй в коридоре.
При виде Айанны паренек на парковке вскакивает и принимается махать двумя рукам – так потерпевший крушение призывает спасательный вертолет. Айанна кричит что-то, но он не слышит, прикладывает к уху ладонь. Вскоре они уже болтают по телефону, но продолжают махать, словно разговаривают по самодельному переговорному устройству из консервных банок.
Внезапно Мэй охватывает тоска, стремительная, как адреналин. Она задергивает шторы и звонит старой подруге Катрине. Надо было ехать с Катриной в Беркли. Или в Калифорнийский институт искусств, как она и хотела, и заниматься тем, что ей действительно по душе: живописью или рисованием, а может, и тем и другим. «Вот облом!» – восклицает Катрина, выслушав рассказ про Кару и остальных, и Мэй чувствует, как подруга отдаляется от нее. Чужое слово «облом» режет слух. Все постепенно отдаляются.
В тот же день приходят два новых врача. Первая – какой-то эксперт с Восточного побережья. На ней зеленая медицинская форма, зеленые перчатки и плотная кремовая маска – чистенькая
