да – уважали. Но не знали.
Ханна встала передо мной как живая. Умная, несчастная, удивительная. И заботливая, слишком заботливая.
– У нее был непростой характер.
– Да, – кивнула Урсула. – Я так и поняла.
– Одна из сестер вышла замуж за американца, верно? – спросила Руфь.
Я с удивлением взглянула на дочь. Иногда мне казалось, что не знать ничего о Хартфордах – дело всей ее жизни.
Она перехватила мой взгляд:
– Я тут почитала кое-что.
Руфь в своем репертуаре – какой бы неприятной ни была встреча, к ней все равно надо как следует подготовиться.
– Вышла замуж сразу после войны, – повторила она. – Которая из них?
– Ханна.
Ну надо же. Неужели я произнесла это имя вслух?
– А вторая сестра? – продолжала выпытывать Руфь. – Эммелин? Она нашла себе мужа?
– Нет, – ответила я. – Хотя была помолвлена.
– И не раз, – добавила, улыбаясь, Урсула. – Никак не могла выбрать мужчину своей жизни.
Да нет, выбрала. Еще как выбрала.
– Думаю, мы так никогда и не узнаем точно, что случилось в тот вечер.
– Скорее всего.
Жесткие туфли неприятно врезались в ноги. К вечеру ступни отекут, Сильвия станет ахать и предлагать ножные ванны.
Руфь выпрямилась на стуле.
– Но вы-то, мисс Райан, вы-то знаете, что случилось? Вы же снимаете по этой истории фильм.
– В общем и целом – да, – согласилась Урсула. – Моя прабабушка была в ту ночь в Ривертоне – сестры Хартфорд приходились ей родней по мужу, и эта история стала чем-то вроде семейной легенды. Прабабушка рассказывала ее бабушке, бабушка – маме, а мама – мне, много-много раз. Мне не надоедало, я всегда знала, что когда-нибудь сниму по ней фильм. – Она улыбнулась, пожала плечами. – Однако, как и в каждой истории, в этой есть белые пятна. Я провела настоящее расследование, читала газетные статьи и полицейские рапорты, но там все как-то не до конца, будто под цензурой. Мне так показалось. К несчастью, обе свидетельницы самоубийства тоже давно умерли.
– Не слишком-то веселая история для кино, – заметила Руфь.
– Нет-нет, это именно то, что надо, – запротестовала Урсула. – Восходящая звезда британской литературы убивает себя на берегу мрачного ночного озера в разгар празднества. Единственными свидетелями становятся две очаровательные сестры, которые с тех пор не разговаривают друг с другом. Одна – его невеста, вторая, по слухам, – любовница. Ужасно романтично!
Тяжелый комок в животе чуть-чуть разошелся. Выходит, она знает только официальную версию. И правда, почему это мне взбрело в голову, что будет иначе? А главное – что за странная преданность заставляет меня хранить молчание? Как будто после стольких лет все еще важно, что скажут люди!
Впрочем, я знаю, откуда она, эта преданность. Впиталась с материнским молоком. Так сказал мистер Гамильтон, провожая меня в день моего увольнения, – я стояла на верхней
