остановки в голове рефреном крутился Пашкин вопрос: кто лучше? Воспоминания о поцелуе с Габриэль бередили душу и рождали волну цунами в животе. Мягкие податливые губы. Скрытая страсть, случайно коснувшаяся крылом. Гибкое горячее тело.
Толик осознавал, что, наверное, не должен все это вспоминать. Что это не совсем правильно, по отношению к Оксане. И оттого злился: на себя, на Ольховскую, на Григорьеву с ее камерой, на Оксану, на всех подряд, без разбора. Злость наплывала иррационально. И заглушить ее в первое мгновение казалось невозможным.
Потом Толик справлялся. Вспоминал свою девушку. Свою? Думать так об Оксане пока было как-то непривычно. Хотя ведь он давно решил, что Антипина ему подходит: она спокойная, целеустремленная, умная, симпатичная. Хорошая. С ней можно поговорить на разные темы. И пока они официально не стали встречаться – с Оксаной было легко. Пока. Не. Начали. Встречаться.
Теперь же – по-другому. Ее целуешь – словно сестру. Или соседку, которую знал с детства. Вроде бы должно кружить голову, но не кружит. Пресловутая искра!
Уехал уже, наверное, шестой нужный автобус, а Толик все сидел на скамейке. И думал. Пьяненький мужичок в вытертой замшелой штормовке начал поглядывать на него с любопытством.
– Сигаретки не будет? – спросил, наконец, дребезжащим говорком.
– Не курю.
Толик поднялся. Сунул руку в карман, но под жадным взглядом мужичка достал пачку совсем не того и выбросил в мусорку. Черт! И пошел вперед, куда ноги ведут, через дорогу, через скверик. Не глядя на парочки и прогуливающихся прохожих, не всматриваясь в лица. Дальше и дальше. К реке. Надеясь, что сможет как-то оправдаться перед Оксаной, придумает какую-то неотложную причину, если она будет звонить и спрашивать, почему он не идет.
На берегу Толик остановился почти у воды. Влага подступала к носкам кроссовок и лизала, как ласковый щенок. Намочить ноги и свалиться с простудой. Завалить зачет, потом сессию, загреметь в армию… То-то дома мать удивится. Хотя, нет, не удивится. Посмотрит своим – особым – взглядом, как смотрела раньше на отца, когда он чего-то отчебучивал, или на щенка-неликвида. Она не сделает ничего плохого. Не скажет ни слова упрека. Но ведь Толик не отец, с ним не разведешься, устав на себе тянуть лямку последствий его авантюр и непредсказуемости. Так же сын – не щенок, которого можно пристроить в добрые руки совершенно бесплатно, чтобы не брать грех на душу, ведь есть люди, которым в породе не важен идеал. Да, и вообще порода не важна.
Толик сделал шаг назад. Не стоит.
Река текла неспешно. Перекатывала мелкие камушки. Прибивала кораблики-листья к берегу. И плевать хотела на чьи-то проблемы. На парня, который, пожалуй, всегда был уверен, чего хочет, пока не сорвал случайный поцелуй с губ экзотической барышни.
Внезапный порыв ветра окончательно разлохматил так тщательно укладываемые волосы Толика. Забрался под ворот куртки и заставил поежиться. Зашумел ивняком. И понесся прочь.
У них с рекой был свой уговор, свое единство. Они вместе, а люди – параллельно.
Научиться
