очерченные занавесом из холодного света, в обычную пустошь. У твари был массивный костяной гребень за головой и пара огромных, лишенных век, но вполне человеческих глаз. Только со зрачками вышла какая-то путаница: в одном глазу их было два, а во втором – зачем-то сразу пять. И тварь неотрывно следила за прямоходящими млекопитающими, нависая над ними утесом могучих мышц и толстой кожи, а те без стеснения разыгрывали сцену со всеми земными страстями.
…Как же близко подобралась негодная сударыня-барыня к Синим! Небось, решила своим бабьим умишком, что примут они ее с распростертыми объятьями? Что приголубят, будто родную?
Взых!
Хлыстов упал на колени, схватился за голову.
Что за боль! Что за звук! Мурашки по коже… Нечто подобное он испытал однажды. Давным-давно. Когда медленно умирал от энцефалита на руках у матушки. Тогда была лихорадка, были бесчувствие и бред, наполненный визгом невидимых игл, снующих от уха к уху.
«Паучок» сердито дернулся, – он ничего не понимал. Хлыстов же не дал маху. Поднялся с колен и пошел вперед. Пригнувшись, будто навстречу урагану; с трудом переставляя ноги, обутые в тяжеленные сапоги. Он-то сразу догадался, что означает «обстрел» невидимыми иглами.
Просто у твари не было «мосинки». Иначе остаться бы Ваньке Хлысту и его нерадивой пленнице здесь навсегда, на потеху солнцу и ветрам.
Тварь защищала территорию Синих как могла. Она действовала с той же механической точностью и тем же хладнокровием, с какими Хлыстов расстреливал незваных гостей из пустоши. Твари было наплевать на двух мелких уродцев, она монотонно долбила в их головенки чем-то невидимым и определенно вредным для здоровья. К счастью, не столь вредным, как свинцовые пули.
Наконец, дворянка оказалась у него на плече. Хлыстов даже не побрезговал подобрать ее бабское тряпье. В последний раз смерил взглядом застывшую на границе двух миров большеглазую гору мяса. Эх, бомбу бы сюда!.. Или, на худой конец, револьвер. Уж он не промахнулся бы по этим выпученным глазищам.
Побрел, скрежеща зубами, от лиха прочь. Пригорок, за которым скрывался оазис, казалось, был так далеко… словно на другой планете.
Занавес чужеродного света продвинулся на несколько футов вперед. Синий мир откусывал от пустоши кусок за куском.
4
Пегие тучи нависли над оазисом.
Кожистые деревья стали ниже; они поджали остроконечные ветви и присели, грозя чужим небесам кулаками крон и одновременно готовясь принять удар.
Но тучи неумолимо ползли вперед… впрочем, и не тучи это были вовсе. Если бы кому-то удалось подняться на версту или две, да с увеличительным прибором – даже с самой простой лупой, – он бы обнаружил, что предвестники Синего мира состоят не из водяного пара, а из непоседливых гранул, похожих на снежную крупу серого цвета. Каждая гранула вела себя так, словно была живой, словно комар или мошка в туче гнуса.
Угрюмая тень накрыла
