давал. Попытки неуместной активности на Балканах; беспрецедентная трёхчасовая беседа с английским послом Криппсом летом 1940 года сразу после прибытия последнего в Москву; претензии на всю, а не только Северную Буковину – это лишь отдельные примеры на сей счёт.
Но особо я бы выделил ничем рационально не объяснимый наш Пакт о ненападении (??!!) 1941 года с проанглийской Югославией. Он сыграл, на мой взгляд, роль особо роковую в решении Гитлера воевать с Россией.
В итоге, как я уже говорил, немцы проиграли в 1945 году, а русские – в 1991-м, причём мы проиграли в немалой степени потому, что таскали каштаны из огня для Запада в составе «антигитлеровской» «коалиции», а не громили Запад в составе гипотетического Четверного пакта Германии, России, Италии и Японии.
Стенограммы берлинских переговоров Гитлера и Молотова осенью 1940 года подтверждают, что принципиальная возможность для последнего варианта была! Скажем, Гитлер тогда говорил (ДВП, т. XXIII, кн. 2(1), стр. 42), что:
«…хочет попробовать, поскольку это возможно и доступно человеческому разумению, определить на длительный срок будущее наций, чтобы были устранены трения и исключены конфликты… Речь идет о двух больших нациях, которые от природы не должны иметь противоречий, если одна нация поймет, что другой требуется обеспечение определенных жизненных интересов… Он уверен, что в обеих странах сегодня такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства…»
Было сказано им и так (стр. 43):
«Если будет обоюдное признание будущего развития, то это будет в интересах обоих народов. Это, возможно, потребует много труда и напряжения нервов, но зато в будущем оба народа будут развиваться, не став, однако, одним-единым миром, так как немец никогда не станет русским, а русский – немцем. Наша задача – обеспечить это мирное развитие».
В этих словах, между прочим, сквозит неподдельное уважение к русским.
Тогда же Гитлер предложил Советскому Союзу участвовать как четвёртому партнёру в Тройственном пакте (стр. 46).
Читатель может возразить – мол, говорить можно много чего, а реально фюрер стремился-де к мировому господству. Однако и здесь всё далеко не так однозначно – если исследовать ту эпоху внимательно и непредвзято. Но о какой непредвзятости может идти речь, если даже такой достаточно легко доступный документ, как меморандум уполномоченного отдела экономической политики имперского управления НСДАП фон Корсванта от июня 1940 года, «историки» или замалчивают, или предельно кратко аннотируют его с принципиальными искажениями его вполне конструктивной сути?
Не имея возможности углубляться в эту тему, но возвращаясь к беседам Гитлера с Молотовым, просто скажу, что уверен – со стороны Гитлера это был тогда не блеф, а искреннее желание избежать опасного конфликта с Россией. Гитлер отнюдь не был маньяком.
А его прогноз на долгосрочную перспективу оказался единственно прозорливым
