совсем ни к чему. Он помнил, что Бутов и Сермукс, работники секретариата РВС Республики, сделали тогда по его поручению несколько нужных звонков… Ну а наследство, деньги, экспроприации – пусть разбираются с этим историки! Троцкий об этой малоизвестной странице дореволюционной жизни партии знал не меньше Сверчкова. Но я вновь забежал далеко вперед…
С 1871 по 1914 год Европа не знала крупных потрясений, если не считать Балканских войн. Казалось, капитализм сам по себе входит в либеральное русло. Социалисты постепенно укрепляли свое влияние. Во II Интернационале не без оснований верили, что реформы помогут достичь цели, провозглашенные марксизмом. Не все чувствовали, что под европейской крышей подспудно нарастали империалистические противоречия. На заводах рабочие производили все больше пушек, мортир, цеппелинов, колючей проволоки, а втайне – и газы. Лето 1914 года выдалось жарким. Нужна была искра, чтобы воспламенить горючую смесь в подвалах Европы.
И она была высечена. В то время телеграф был таким же чудом, как телевидение в середине нашего века. В столицах Европы обсуждали драму: на наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену эрцгерцогиню фон Гогенберг наборщиком Габриловичем совершено покушение. К счастью, высокая чета осталась жива… Через несколько часов новое сообщение: 19-летний сербский националист Гаврила Принцип двумя выстрелами из браунинга в упор довершил дело – наследник и его жена убиты.
– Это война, – отложив газету, сказал жене Троцкий.
Выйдя на улицу, Троцкий увидел невиданное оживление и скопление народа. Он писал потом в «Киевской мысли»: «…я бродил по улицам Вены и наблюдал на Ring'e толпы демонстрирующих. Широкое пространство перед военным министерством было сплошь покрыто народом. И не «публикой», а действительно народом, в корявых сапогах и с корявыми пальцами. Было очень много подростков и школьников, но было и много зрелых людей, немало женщин. Махали в воздухе черно-желтыми флажками, пели патриотические песни, кое-кто выкрикивал: «Alle Serben miissen sterben!» («Все сербы должны умереть!»)»{130}. Проницательный ум Троцкого постигал: националистические, шовинистические, патриотические страсти опрокинут доводы разума, морали и просто самосохранения. Но и он тогда еще не знал, что в первые дни августа 1914-го европейская социал-демократия в своем большинстве капитулирует перед милитаризмом. «Я не ждал, – вспоминал Троцкий, – что в случае войны официальные вожди Интернационала окажутся способны на серьезную революционную инициативу. Но в то же время я не допускал и мысли, что социал-демократия станет просто ползать на брюхе перед национальным милитаризмом»{131}. Троцкий провидчески напишет: «Мобилизация и объявление войны как бы стерли с лица земли все национальные и социальные противоречия в стране. Но это только историческая отсрочка, своего рода политический мораториум. Векселя переписаны на новый срок, но платить по ним придется…»{132}. Он верно подметит: на первых порах война везде укрепит государственные машины, с тем чтобы затем
