быть, вы расспрашивали его? Он ничего не говорил?
Да, Ксения пыталась помочь мужу, пыталась понять, что с ним происходит. Но тот лишь мрачновато отшучивался, а замечая испуг в ее глазах, брал себя в руки, ненадолго становясь прежним – веселым и ласковым. Сразу по возвращении он рьяно занялся хозяйством. И молодая жена догадалась, что так он пытается лишить себя свободного времени – лихорадочно ищет себе какое угодно занятие.
– Боже мой! – Ксения обхватила руками свои худенькие плечи, словно мерзла. – Я нынче почти уверена, что эта его перемена настроения как-то связана с его исчезновением!..
До конца дня Викентий Павлович бродил по имению. Барский дом был красив и ухожен. Еще утром, подъезжая по широкой, уложенной желтой плиткой дорожке к высокому крыльцу с колоннами и резной дубовой дверью, Петрусенко подумал, что тут живут люди если не богатые, то очень обеспеченные. Широкие гостиные с удобными креслами и маленькими столиками, каминами и картинами на стенах говорили о том же. Мебель кабинетов – Захарьева-младшего и покойного Артемия Петровича – была отменной, в шкафах книги на русском, а также на немецком и французском языках. Следователь посидел в кабинете хозяина, просмотрел стопку деловых бумаг, полистал газетные вырезки. Он сам не знал, что хочет найти, да и не искал – присматривался. Говорил с людьми. Три из этих разговоров особенно его заинтересовали.
Дворецкий, давний слуга Артемия Петровича, неотлучно находился при старом хозяине в последние дни его жизни. Захарьев-старший уже не вставал, и, зная, что часы его сочтены, велел позвать сына. Это случилось вечером, а под утро он умер. Но тогда, в темной комнате, при тусклых свечах он долго говорил с сыном. Несколько раз за время этой беседы дворецкий тихо заходил в комнату: приносил отвар из трав, давал хозяину лекарство. Он слышал, что разговор шел о хозяйственных делах, о наследстве. Но последний раз, ненадолго зайдя в комнату с питьем, он уловил надрывный полушепот больного: «Вася, молю тебя, не повтори моей ошибки! Я виноват перед тобой – прости, но не повтори! Женись на Ксении, живи семьей… Обещай же мне…» Василий сидел на постели, прижимал руку отца к груди. Коротко оглянувшись, сказал хрипло: «Поставь, Макарыч…» Голос его дрожал…
Старая нянька Василия жила в аккуратном флигельке в глубине большого сада. В прихожей пряно пахло травами, которые пучками свисали вдоль стен. Уютная комната, перегороженная широкой печкою словно на две – столовую и спаленку. Кружевные вышивки, горшочки с цветами, коврики на полу… От старушки, живущей здесь в покое и довольствии благодеяниями своих хозяев, следователь услышал все больше о том, какие славные и добрые люди ее господа, да о детстве Васеньки. Казалось бы, ничего полезного в этих воспоминаниях нет. Но у Петрусенко уже появилось предчувствие, что – ох, не простое дело досталось ему, и корни, возможно, уходят в далекое прошлое. Он мог, конечно, ошибаться, но все же внимательно слушал рассказ о том, как поженились Артемий Петрович и Мария Степановна, как долго жили, не имея детей, как уезжал
