– винтовки Мосина да охотничьи ружья. У командира еще пистолет «ТТ» да пара гранат «Ф‐1». Этот недостаток огневой мощи в какой-то степени компенсировал пулемет Дегтярева.
Отряд шел осторожно, оттого и медленно. Немцы ушли, но могли и вернуться, если не затаились где-то рядом, в том же лесу, который находился между дорогами, ведущими на Ясино с Лозой, Карчеху и Павлинку. Но по пути обошлось без происшествий.
Все партизаны издали почувствовали запах гари и еще какой-то, доселе неизвестный, сладковатый. Они подошли с севера, от оврага. Лазурин приказал своим бойцам разойтись и охватить то, что осталось от деревни. Мужиков из Лозы он не тронул, те пошли прямо.
Телега встала на небольшой возвышенности. Возчик приладил к борту телеги пулемет, вставил магазин, приготовился к стрельбе.
От того, что мужики увидели, у них кровь застыла в жилах. Вместо деревушки перед ними лежало одно сплошное пожарище. Все хаты, бани, сараи, овины, хлева были сожжены. Побитый скот валялся по всей Лозе. На околице высился холм из головешек. Это и был тот новый сарай.
Разведчики пошли вокруг деревни, высматривая кого-нибудь в кустах, ямах, мелких буераках. Мужики же отправились на пожарище, шагали по черной земле, по головешкам.
Коняев встал напротив своего подворья. Он смотрел на пепелище, а видел хату с резными наличниками, жену Дарью в красивом сарафане, с венком из полевых цветов поверх густых черных, длинных волос. Рядом, у косилки, во дворе, строили из песка дом их малые сыновья. За хатой цветущий сад, в палисаднике сирень. Перед только что поставленным плетнем молодая березка, которая словно плакала в одиночестве, опустив к земле ветви.
По грубым щекам непроизвольно потекли слезы. Родион смахнул их и огляделся, не видел ли кто. Но плакали и все остальные. Странное и страшное это зрелище – плачущие здоровые, сильные мужики, способные, казалось бы, защитить от любого врага не только себя, но и других людей.
Потом они без какой-либо команды подошли к сгоревшему сараю и встали возле него.
Березин шагнул было к пожарищу, испускающему приторно-сладкий запах, но услышал крик сзади:
– А ну стой! Замри, дурень, или пальну!
Мужики обернулись.
Разведчики бросились к своему товарищу, который кого-то заметил, а он уже вытащил из крапивы паренька лет восьми.
Кровь ударила в голову Коняева.
– Петька! – воскликнул он, без сил опустился на обгоревший столб, когда-то бывший опорой плетня, тут же вскочил, бросился к парню. – Не стрелять! Это сын мой, Петька!
Паренек, измазанный сажей, вырвался из рук разведчика и бросился к отцу.
– Папаня!
Отец подхватил сына на руки, крепко прижал к себе.
– Ты живой, сын!
– Да, папаня. А мамку и Витька с остальными деревенскими сожгли полицаи.
– Знаю, сынок.
– Не дави так, мне больно. Я ребра и ногу зашиб.
Коняев отпустил сына, поставил на землю.
Разведчик,
