style="font-size:15px;"> – Ну, у нас же пока за руку не поймают… вернее, за это самое… ты понимаешь?
Отсмеявшись, Питер неожиданно заметил:
– Не знаю, какие интересы их свели, но у меня есть ощущение, что, занимаясь филологической болтовней, они одновременно вели какой-то известный только им двоим процесс торговли. Настораживают записи в блокнотах. К сожалению, они для нас недостижимы. Впрочем, попробовать достать хотя бы один из блокнотов можно.
– Каким образом? – изумился Турецкий, но вовремя ухватил себя за язык: у Пита есть и свои секреты, которыми ему совсем необязательно делиться с посторонними.
Наблюдения следующего дня ничего существенного Турецкому не дали. Ни Ястребов, ни Паркер на семинаре не выступили, прочно сохраняя статус гостей-наблюдателей, и вечером, после короткого прощального банкета, отбыли каждый на отведенную Богом его стране часть суши.
Реддвей со свойственным ему кокетливым равнодушием протянул Турецкому фотокопию бумажного продолговатого листа. На нем было несколько цифр: зачеркнутая двойка, затем тройка, еще несколько двоек и наконец – двумя чертами жирно и резко подчеркнутая цифра двести, после чего стоял толстый восклицательный знак. Очередная шарада.
– Пит – ты гений. – Турецкий широко развел руки в стороны и покорно склонил голову. – Я не спрашиваю – как, меня интересует, где ты взял этот листок.
– В заднем кармане спортивной формы, – хмыкнул довольный Реддвей. – Ты невнимательно смотрел видеозапись. Помнишь, Паркер вырвал лист из блокнота, смял, хотел его выбросить, но передумал и сунул в задний карман, так? Вот там мы его и обнаружили. Впрочем, он и сейчас там, – улыбнулся Питер. – Что скажешь?
– Первое, что приходит в голову, – это цена. Но вот чего – вопрос.
– Что ж, вашим службам, Александр, будет над чем поломать голову. Желаю вам успеха. Если хочешь – держи в курсе.
Турецкому приготовили тщательную расшифровку записи беседы двух титанов филологии. Впрочем, если быть справедливым, не только на литературу распространялись интересы важных персон, они рассуждали также о музыке, в частности, о скрипках Страдивари, ну это имя широко известно, потом упоминались неизвестные Александру Борисовичу фамилии Штайнера и Вальона. Но все это ни о чем ему не говорило. Ладно, решил он в конце концов, дома найдутся специалисты, которым эта тайна за семью печатями покажется обычными семечками. Уговорив себя не пудрить мозги дальше, Александр по обычаю, узаконенному в «Пятом левеле» с легкой руки российских курсантов – Барагина, Солонина, да, впрочем, и своей собственной, дал обильную «отвальную», с чем и покинул гостеприимный Гармиш с его веселыми мужчинами и женщинами, готовыми по любому поводу щеголять в празднично расшитых одеждах своих прародителей. Вот живут же люди!
Но уже в самолете, ранним утром поднявшемся с мюнхенского аэродрома, Александр прочно забыл все прелести загранки и мысленно вернулся
