разбитым. Сенс, несмотря на севшую ещё вечером батарейку, злорадно пропиликал будильником. Оставив бесовскую игрушку дома, я поплёлся на работу.
– Эй? Привет.
Света. Бухгалтерша. Веснушчатая блондиночка, волосы вьются. Симпатичная. Кажется, я ей нравлюсь.
– Привет, Свет.
– Миша, ты слышал про Толю?
– Нет, а в чём дело?
– Его жена звонила. Толя заболел серьёзно. Увезли на «скорой»…
По спине пробежал холодок.
– Боже-боже. Так что с ним?
Света передёрнула плечами и ответила охрипшим на секунду голосом:
– Говорят, в коме.
Меня пробила дрожь. Сохраняя видимость спокойствия, я невидящими глазами смотрел в монитор. Всё было ясно, как день: Толя, большой любитель почитать чужие слепки, воспользовался моим отсутствием и слил себе несколько последних записей. Любопытство Тошку сгубило. Но дело было не только в нём. Случившееся наверняка можно классифицировать как преступление. И Алю будут судить. А она не хотела ничего плохого.
Где-то она сейчас?
В голове творилась настоящая каша. Любил ли я Алину? Скорее, я просто хотел быть ближе к ней – она вела такую жизнь, которая нравилась мне. Всегда играла на грани фола. Рядом с таким человеком вещи обретают новое значение, начинают казаться чем-то большим. Думать о том, что по её вине человек оказался на грани жизни и смерти, было тяжело. Это, конечно, и его вина… Толя всегда сначала делал, а потом думал. Да и я тогда понятия не имел, насколько опасна память моего сенсофона. Алина – и та могла только догадываться.
Никто не виноват, все виноваты.
В тот же день я навестил Толю в больнице.
Странный получился визит. Посетителей к нему пускали. Лёжа под капельницей в палате коматозных, Толя, несмотря на оптимистичные заверения врачей, выглядел глубоко больным. Белый, как простыня. Похож на покойника. Кажется, я пару раз заметил, как он двигал глазами. Подозвал проходившего мимо врача. Усталый мужчина лет тридцати ответил, что это хороший знак. Чем больше признаков активности – тем лучше.
Главное, что Толя жив. Всё остальное – причины его болезни, объяснения и последствия – можно отложить до момента, когда он очнётся. Чувствуя в груди смесь вины и тревоги, я вышел из палаты. И столкнулся с Верой, его женой.
Твою мать.
– Миша? Здорово, что ты зашёл.
Глаза красные, голос больной и на редкость взвинченный.
– Вырвался вот… и как его угораздило только? Толя же такой здоровый.
Я попытался улыбнуться утешительной улыбкой, но вышло натянуто. Осознав неловкость момента и не найдя что сказать, Вера сделала шаг в сторону. Я кивнул ей и двинулся дальше по коридору, но в последнюю секунду она меня окликнула.
– Миша!..
Помимо своей воли я вздрогнул.
– Да, Вер?
– Я
