в изнеможении закрыл глаза.
Взрослый мужчина может прожить без огромного количества удобств. Он спокойно обойдется без табака, чистых салфеток, столовых приборов и даже, пес раздери, без свежих рубашек. И только отсутствие одной вещи может свести с ума – отсутствие новостей. Не знать, на каком свете находишься, не ведать, что происходит за стенами кладовки – вряд ли господа республиканцы могли выдумать пытку страшнее для такого человека, как Рамман Никэйн. Лучше бы его не кормили, честное слово. Женщина, которая приносила еду, не в счет. Простая крестьянка, что она может знать?
О матери и невесте, к слову, он не беспокоился нисколечко. Джона наверняка взяла Илуфэр под защиту и покровительство, а с графиней Янамари девушка не пропадет.
Однако же не зря в народе говорят, что даже кошку можно заставить есть репу, если дать ей как следует поголодать. Через несколько дней на голодном пайке Рамман озверел.
Ходить за пленным владетелем оказалось не в пример легче, чем, скажем, за козами. Всего и заботы, что трижды в день покормить его, воды налить в умывальник да вынести поганое ведро. Графа Майрра втихомолку жалела, готовила собственноручно, чтобы комитетчики ненароком не уморили пленника, и узилище его по мере сил постаралась сделать более… домашним, что ли. Тюфячок приволокла, одеяло и даже бельишко. Молоденький ведь, не старше Деррина-средненького – ведает ли кто, где его косточки? А уж про душу и думать страшно! Расточилась, истлела, как у всех у них, у неприкаянных, ненужных… Было дитятко – и нету. Словно и не выносила вдова Бино под сердцем троих сынов. Сгинул род, оборвалась ниточка. А этим тварям ненасытным, Эску и Хереварду, все мало! Если б какой-нибудь бог покарал бы их обоих, диллайнского князя и колдуна-эсмонда, какие жаркие молитвы вознесла бы ему Майрра! Обоих, обоих кровожадных стервецов! Будь они прокляты – оба!
Два дня новорожденной Янамарской республике исполнилось, а на третий явился в Дэйнл от тива Хереварда переговорщик – гладкий и наглый, чтоб переговоры, значит, вести. А предмет тех переговоров был понятен даже козе. От Эска Янамари отложилось, пожалуйте теперь под руку Благословенного Святого. И графа своего, эскова выкормыша, изменника и бунтовщика, извольте из кладовки извлечь да и выдать на справедливый и скорый синтафский суд. Но тут нашла коса на камень, и революционный комитет, как та коза, уперся рогом.
Появление господ из Комитета стало для Раммана долгожданным событием, почти радостью, сулящей хоть какую-то определенность. Четверо преисполненных чувством важности миссии мужчин в сюртуках, украшенных черно-желтыми бантами, и уже знакомая графу женщина-прислужница.
Самый невзрачный из визитеров вышел вперед и, небрежно кивнув узнику, заявил:
– Добрый день, гражданин Никэйн. Мое имя Камилен, гражданин председатель Камилен. У вас имеются какие-нибудь жалобы или пожелания?
Владелец крошечной типографской мастерской, перебивавшейся редкими заказами рекламных листков, сделал большой
