все еще дулась Саша.
Но когда отец стоял вот так рядом и обнимал ее, вонзая свою щетину в ее макушку, Саша не могла на него сердиться. Ей было очень тепло и радостно где-то внутри, вот только почему-то немного хотелось плакать. Как в детстве, когда папа брал ее на руки, если Саша сильно ушибалась, обдирала локти или коленки. И те слезы казались сейчас сладкими, а не солеными. Вдруг отец отстранился. Начал озираться по сторонам, пытаясь понять, куда же они забрели. Улочки разбегались в разные стороны: узкие, щербатые, снежные.
– Сашка, сколько времени? – Папа всерьез заволновался.
А над Истрой уже стелились сумерки; окутывая купола монастыря, они ложились на колючий лес, стекали в овраг и потихоньку крались между городскими домами. Саша по привычке задрала рукав над левой кистью. Запястье было свободно.
– Ах, да! У меня же часы сломались! – воскликнула Саша. – Не знаю, сколько натикало.
– Когда сломались? – нахмурился папа. – Уронила или стукнула?
– Недавно. Сами по себе сломались, – оправдывалась Саша. – Остановились и все тут.
Папа недоверчиво покачал головой.
– Ладно, купим тебе новые. – Он усмехнулся. – А пока будь счастливой!
– Что? – удивилась Саша.
– Счастливые часов не наблюдают, – пояснил папа. – А вот мне уже пора: мама в Москве заждалась. Поворачиваем к дому.
И они свернули с пути. Обратная дорога показалась Саше совсем короткой: хоть бы чуть-чуть ее растянуть. Чтобы успеть сказать что-то важное. Но что именно, Саша точно не знала. Слова вертелись на языке, но будто примерзли к нему: никак не хотели соскакивать. Да и папа больше ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал. И взгляд его будто был устремлен куда-то внутрь. Папа строил какие-то планы, быть может – решал, по какой дороге ехать в Москву – по Волоколамке или по Риге. Или же вспоминал список продуктов, которые мама заказала ему купить. Вот только Саши в этих мыслях уже не было. Не было там и пылкой юности, загадочности, шутливого задора. И Саше снова стало очень-очень грустно…
Сразу после прогулки папа уехал в Москву. Поскреб на прощанье Сашу колючками по щеке, приобнял и, кажется, даже хотел что-то сказать или спросить. Застыл перед дочерью, вглядываясь в лицо, а потом махнул рукой и запрыгнул в машину. Ему никогда не давались разговоры по душам. Иногда казалось, что вся жизнь для него – лишь чья-то длинная шутка. Саша смотрела вслед отъезжающему автомобилю и ничуточки не жалела, что отправила родителей в Индию одних.
– Счастливого пути, – шепнула она, отвернулась и вбежала на крыльцо.
Бабушка прилегла на часок отдохнуть, а дядя Миша успел снова улететь куда-то по своим делам. Дом будто бы замер, сонно переваривая минуты. Саша была предоставлена самой себе и даже радовалась тому, что у нее появилось время еще раз все хорошенько обдумать. Она тихонько бродила по комнатам, пропитываясь их запахами. Поскрипывали половицы под ее ногами, щелкал маятник настенных часов, трещали дрова в печи. Здесь все осталось как в детстве, только словно уменьшилось со временем. Чтобы достать
