что плечи начинают ныть от тяжести, – впрочем, она бы скорее упала ничком в пыль, чем призналась в этом.
Когда они наконец дошли до дома, дедушка стоял на пороге.
Кая, ахнув, с облегчением сбросила на землю рюкзак и, подбежав к деду, взяла его под руку:
– Ты чего? Зачем вскочил?
– Артем, – Анатолий Евгеньевич медленно протянул руку в сторону мальчика. – Ты в порядке?
Уголок губ Артема дернулся, и он бережно поддержал Каиного дедушку с другой стороны:
– Со мной все хорошо, Анатолий Евгеньевич. Я вернулся. Простите, что заставил волноваться, но…
– Хватит на воздухе болтать, – буркнула Кая. – Холодает! Артем, помоги мне… Да заберем мы твои книги, никуда они не денутся…
Когда Кая и Артем уложили дедушку в кровать, он весь дрожал. Кая бережно укутала его всеми одеялами и пледами, хорошенько подоткнула их под ноги. Теперь она досадовала на себя за то, что слишком много говорила с Артемом. Сделав глубокий вдох, она попыталась успокоиться.
– Артем, сделай чаю. Дедушке надо согреться. Я схожу за рюкзаком.
Выйдя из дома, она подтащила рюкзак поближе к порогу, чтобы он не бросался в глаза и, поколебавшись, быстро скользнула в сторону лазарета, срезая путь дворами.
Кая как раз гадала, успеет ли добежать до лазарета и вернуться обратно, чтобы дедушка не заметил ее отсутствия, когда увидела Фатиму, сидевшую на скамейке под старой яблоней у одного из домов. Кая ни на мгновение не усомнилась в том, кого именно видит: грива черных волос выдавала жену Влада даже издалека.
Плечи Фатимы вздрагивали и, подкравшись поближе, Кая поняла, что она плачет. Влада рядом видно не было, и Кая решилась:
– Эй… Привет!
Фатима подняла на Каю раскрасневшиеся глаза, шмыгнула носом:
– Чего тебе?
Дедушка говорил, что попытки смотреть им в глаза люди часто воспринимают как вызов, поэтому опустила взгляд и попыталась говорить мягко – как говорила бы с перепуганной лошадью или злой собакой:
– Я хотела про Андрея узнать. И принести соболезнования. Мы все переживаем…
– Не твое дело, – буркнула Фатима. Кажется, она обрадовалась, что нашелся кто-то, на ком можно сорваться. – Ты кто ему, чтобы выспрашивать?
Кая с удовлетворением отметила, что слова Фатимы не задели ее – скользнули по периферии сознания и слуха, не оставив следа:
– Ты права. Прости. Я просто беспокоюсь. Скажи, он выживет? Пожалуйста, – Кая произнесла это последнее слово со строго выверенной пропорцией покорности и просительности; сгорбилась, свела плечи… И случилось чудо.
– Мы не знаем, – Фатима всхлипнула, как будто добрые слова открыли шлюз долго сдерживаемым чувствам. – Глеб ничего не говорит. Там с ним Влад сидит, а меня… не пустил! – голос Фатимы дрогнул, и она разревелась, отчаянно, как обиженный ребенок.
Кая растерялась. Утешать плачущих людей не было ее коньком, но она неловко похлопала Фатиму по обтянутому тканью
