присел за «стол» и неторопливо приступил к трапезе. Хан старался не смотреть на есаула. Наверняка тот сейчас ловит каждый его взгляд, каждое его движение. «Я не доставлю ему такого удовольствия. Я ничего странного не заметил». Наконец Шах-Али поднялся.
Есаул учтиво поклонился:
– Доволен ли хан обедом?
– Мне понравился обед, – произнес казанский повелитель и скрылся в своих покоях.
Оставшись один, хан достал бумагу и принялся выводить ровные красивые буквы. Это было еще одно письмо князю Бельскому. «Князь, друг мой! Заступись за меня, за раба великого государя московского. Не мил я на ханстве, не люб я народу казанскому. Унижают меня и обиды бесчинные творят. Сегодня я на гробе обедал. Каково же мусульманину терпеть такое? Вызволи меня из плена, а то меня и жизни лишат. Я же великому князю и государю всея Руси Ивану Четвертому Васильевичу еще служить буду».
Шах-Али свернул письмо, перевязал его лентой. При первой же возможности надо передать послание князю. Видно, он в посадах стоит, если в город не пускают. Может, и сумеет выручить из беды.
Совет Чуры Нарыкова
Во дворце эмира Нур-Али решалась судьба казанского хана. Здесь собрались держать совет все виднейшие карачи.
– Опасность миновала. Шах-Али, собаку московскую, нужно убить, – первым высказался Нур-Али. – Вместо него выберем другого хана. Никто нам не сможет помешать: князь Вольский в посадах, а полк князя Палецкого разбит. На ханство можно поставить одного из сыновей Сафа-Гирея.
Следующим говорил Чура Нарыков:
– Нет, Шах-Али еще нужен ханству. Да и убить хана не так просто. Как на это посмотрит Всевышний?!
Чуре возражал эмир Булат:
– Вчера мы перехватили еще одно письмо от Шах-Али, которое он посылал князю Бельскому. Хорошо, что человек, которому хан доверил свою тайну, оказался настоящим мусульманином и послание сразу попало ко мне. Шах-Али задаривает стражу золотом и серебром. А вчера один из слуг отказался сторожить хана! Он стал говорить о том, что держать Шах-Али под караулом – значит восстать против воли самого Аллаха… Пришлось отрубить вероотступнику голову, чтобы убедить остальных в том, что он не прав. – Губы Булата раздвинулись в улыбке. – Но так мы можем лишиться всей стражи! Этот безумец утверждал, что кровь у Шах-Али священная. А что, если эта вредная мысль пришла на ум и другим слугам?! Надо как можно быстрее избавиться от касимовского царька и пригласить Гиреев!
– Видно, наш спор может разрешить только сам Шах-Али, – сказал Кулшериф. – Нужно пойти к нему и спросить, чей же он слуга?! Если он раб урусского хана… Тогда все в руках всевидящего Аллаха, – провел он руками по лицу.
Чура Нарыков застал Шах-Али в покоях. Единственное, что оставалось сейчас казанскому правителю, – это побольше общаться с наложницами и женами, и хан все свое время посвящал любви. Утомленный и расслабленный, он вышел навстречу эмиру.
– Ты хотел меня видеть? – сами собой брови у хана сомкнулись у переносицы.
– Я вижу,
