что если не поцелует он вот сейчас, то не быть им вместе.
Александр взял, ставшие вдруг безвольными, руки девушки, бережно поднёс их к губам и нежно поцеловал. Руки дрожали, да и её всю трясло в ознобе, она не знала, что с ней происходит, как ей быть, что делать, она только чувствовала, как какая-то свежая и радостная волна подкатила к груди. Руки Александра коснулись холодных щек девушки, на миг его взгляд встретился с вопросительным, доверчивым взглядом раскрытых в испуге её глаз и больше, кроме сладких поцелуев, они ничего не помнили. Шляпка свалилась в снег, волосы Анюты рассыпались по плечам, она прильнула к груди Александра.
Хлопнула дверь сеней, потом лязгнула калитка.
– Я пойду, – тихо сказала Анюта, глядя в сторону своего дома. – Папа ждёт.
Александр ничего не сказал, только крепче сжал её холодные ладони, задержал их в своих руках и хриплым, чужим голосом произнес фразу, показавшуюся бы дикой ему минуту назад.
– Анюта, я прошу тебя… будь моей… женой, – сказал и удивился простоте слов, выражающих такое сложное событие в жизни человека.
От калитки послышалось:
– Нютка! Пора домой!
– Я пойду… я подумаю, – Анюта высвободила руки. – Я спрошу бабу Варю.
Баба Варя ждала этого, она своим, ей даже неизвестным, чутьём поняла, что это должно было случиться.
– Ой, гляди, милая, сама, – сказала она Анюте, когда та примчалась чуть свет и выпалила ей свою новость. – Ить тебе жить, тебе и выбирать. Он, видать, человек сурьёзный, вон пьёт совсем мало, только чо-то у него на душе. Он тебе не сказывал случаем?
– Нет, бабуленька, ничего не говорил, – испугалась Анюта. – Он только спросил, согласна ли я.
– Чо – согласная? – насторожилась баба Варя.
– Ну, выйти за него…
– А… Ну, а ты чо ему?
– Сказала, что подумаю… посоветуюсь с тобой.
– Право, не знаю, моя ласточка, чо тебе и присоветовать, – прослезилась старушка. – Была бы жива Анфиса, царство ей небесное, как бы она была рада, она бы по-матерински и благословила тебя. А чо я? Я стара, и сужу також.
Александр слышал шепот в прихожей, догадывался, о чём говорили там.
«Что я могу дать ей, – размышлял он, – я, кому за тридцать? Как скажется разница в пятнадцать лет? А если со мной случится что-то? Два года в стреляющем Афганистане ещё неизвестно как пройдут. Разве ей мало теперешних забот, чтобы взвалить ещё и свои на её плечи».
Приглушённые голоса то затихали, то с новой силой перебивали друг друга. Обсуждение такого важного вопроса иначе и не могло проходить.
Стукнула дверь, и вскоре под легкими шагами Анюты захрустел снег. Радостно и светло было у Александра на душе, та же, чуть слышимая музыка звучала нежными серебряными колокольчиками, и жаль было её тревожить.
Грезились картины, одна краше другой, и не было ни одной без Анюты. Она рисовалась
