ерала. Девушку снабдили стенгазетами, почтой, в придачу – для керченцев – в самолет погрузили еще несколько мешков с картошкой.
Молодой летчик, накануне схлопотавший за что-то нагоняй, остро переживал обиду. «Вот! – объявил он внезапно маме. – Я тебе покажу, какой я летчик!» – и тотчас бросил самолет в мертвую петлю. Вчерашней школьнице, только и умевшей, что мечтать о любви на облупленной скамейке тихого городка Старый Крым, восторги полетов оказались неведомы. Ее тошнило. В продолжение всего этого «небесного ужаса», перекатываясь с мешками картошки, девушка убеждала дурака летчика, что он самый лучший. «Еще бы, конечно», – соглашался тот, заходя в новую «бочку».
Пошатываясь после болтанки, отряхивая с себя капли дождя, письмоносец направилась к землянке заместителя командующего 4-й воздушной армией. Над КПП уже шел проливной дождь. В дни стремительного наступления наших войск точка яростно обстреливалась как с земли, так и с воздуха. Пули, осколки зенитных снарядов сыпались со всех сторон. «Не гора, а сплошная радость», – обмолвился как-то по поводу этого фейерверка Слюсарев. Так за его высотой и осталось название «гора Сплошная Радость».
В землянке ее встретил адъютант, окинул взглядом и со словами «Сейчас доложу» взялся за телефонную трубку:
– Товарищ генерал, к вам вольнонаемная Курилова с передачей от полковника Кононенко.
Отец, а это был именно он, в ответ, вероятно, осведомился: «Ну, как она?», на что адъютант еще раз обвел девушку глазами и громко произнес:
– Мечта!
Перебирая мамины фотографии военных лет, любуясь ее красотой, я ловлю себя на мысли о том, что она легко могла бы стать звездой экрана, если бы захотела. Еще неизвестно, думаю я, как сложилась бы судьба признанных кинодив той поры – Любочки Орловой, Валентины Серовой, если бы мама решилась шагнуть на сцены театров и кино. Да что там Орлова, сама легендарная «девушка моей мечты», Марика Рокк, вместе с «сестрой его дворецкого», Диной Дурбин, настороженно вглядываются в ее лицо. А вдруг «такая» вступит под свет юпитеров? Яркая красавица с распахнутыми синими глазами, на одном из фото она словно бы застыла в вальсе. «Компот-шоко лад», – шептал таявший отец, стоило ему только ее увидеть.
Пересказывая историю их первой встречи, мама обычно делает паузу и уточняет, что в то утро на ней была надета кофточка из самого настоящего парашютного шелка и только что сшитая юбка из ярко-синего не нашего габардина – привет от Вани Магара. Этот добрый Ваня был ее первым мужчиной. Объявившись в Старом Крыму вместе с авиационным полком и стремительно начавшейся войной, он за две недели успел без памяти влюбиться в маму, сделать ей предложение, а главное – переправить в Грозный к своим родителям, что оказалось весьма своевременным, так как немцы уже вступали в Старый Крым. Ваня мечтал подарить Томочке рояль – у ее родителей на подоконнике уже стояла настоящая швейная машинка «Зингер», – но так вышло, что с фронта он отправил посылку, в которой и обнаружился отрез чудесной ткани – подарок для любимой.
Невесте недолго пришлось дожидаться своего суженого. Однажды ночью за занавеской, куда ее определили спать, внезапно выросла длинная тощая фигура в белых кальсонах, точь-в-точь жуткий мертвец со всклоченными волосами из «Страшной мести» Гоголя. «Восставший» свекор так перепугал молоденькую девушку, что та, в чем была, выскочила в окошко низенькой хатки. Промаявшись ночь во дворе, на рассвете собрала нехитрые пожитки, включая габардин, да так и сбежала из судьбы Вани Магара.
– Мечта! – подтвердил адъютант.
И тут, вероятно, отец, который всегда следил за собой и, более того, любил пофрантить и которого однажды сам Жуков чуть было не расстрелял за то, что тот попался ему на глаза, подпоясанный не форменным кожаным ремнем, а особым грузинским ремешком, со словами «Пусть подождет» начал бриться.
– Надо подождать, – ласково повторил адъютант. – Садитесь...
Хорошо, что у меня сохранился несессер отца. Этот набор для бритья смог впитать в себя и удержать блестящий дух тех бесстрашных парней.
Несессер – фатоватого, плейбойского стиля. Светло-желтая тисненая кожа, мягкая, никогда не заедающая молния. Made in Shankhaj. Внутри – вельветовый чехол того же тона, с широкими петлями, в которые вставляются граненые стеклянные колбы с серебряными завинчивающимися крышками, петлями подлиннее и покороче для кремов, одеколонов с изысканным запахом – для нездешних мужчин, мужчин Стендаля и Висконти – таких, каким никогда не был мой отец.
Войдя, пригнувшись, в землянку, мама увидела поднимающегося из-за стола генерала Слюсарева и одновременно бросающегося на нее из угла огромного дога.
– Тубо! – громко отозвал отец собаку.
– О, боже! – сомлела красивая мама-мечта. – О, боже, он даже, кажется, знает иностранный язык...
К тому времени, как вольнонаемная Курилова встретилась на пути отца, тридцатисемилетний
