юнца, смело встретившие его взгляд.
«Месяца через два отправлю его к отцу… Пусть поступает как хочет», – принял решение барон и вскоре продиктовал очередную депешу в Петербург, в которой немало места было отведено и юному графу Петру Александровичу Румянцеву.
Казалось бы, здесь много возникает вопросов, которые сейчас невозможно разрешить из-за скудости оставшегося материала, но попытаемся понять молодого Румянцева, не затемняя его недостатков и не преувеличивая его достоинств, имея в виду конечный результат его завидной судьбы.
Отец послал его учиться в Берлин, учиться искусству дипломатии. А молодой Румянцев был по своему характеру горячим, порывистым, он мог загореться от малейшей искры и натворить всяческих «продерзостей», а потом раскаиваться в содеянном. Отец, Александр Иванович Румянцев, многоопытный и чадолюбивый, задумал приобщить своего сына к тому поприщу, где он сам наибольших достиг успехов… Знание языков, знание дворцовых интриг, знание людей никогда не помешает на любом поприще… А что сыну предстоит большое будущее, отец был уверен: Петруша был жаден до всего нового, любознателен, но не усидчив и систематических знаний не мог получить из-за ссылки отца в Чиберчино, отдаленную глушь, где даже книг порой невозможно было сыскать.
А Берлин становился средоточием европейской политики. Умирающий король Фридрих-Вильгельм за годы своего правления создал мощную армию, до поры до времени не пускал ее в ход для достижения своих давно вызревших амбиций, но заставил считаться с собой все европейские дворы; король возлагал большие надежды на сына-наследника как на продолжателя своего дела возвышения Пруссии.
Фридрих-Вильгельм до самой смерти не переставал думать о сложных противоречиях между европейскими странами. Особенно его огорчала позиция Франции. Прусский король уверял Бракеля, что если Польша или Швеция нападут на Россию, то императрица Анна может надеяться на его помощь.
Странное впечатление вызывал у Бракеля этот умирающий король во время непременных визитов в королевский дворец.
«Ясно, что дни его сочтены, – думал Бракель, глядя на исхудавшего, глухо кашляющего короля, – а вот поди ж ты, все думает о величии своего королевства. Огорчен поведением Франции, сердится на графа Левенвольда за неполноту доверия в польских делах…»
Присутствующему на приеме шведскому послу Фридрих-Вильгельм неожиданно сказал:
– Приведенные в Финляндию шведские войска при теперешней продолжительной стуже или померзнут, или с голоду помрут, и русским там некого будет бить.
На смертном одре он явно издевался над своими извечными врагами, перед которыми уже не одно поколение прусских властителей бывало в зависимости, а теперь по всему чувствовалось, что приходит конец прусскому покорству.
Обращаясь к сыну, он сказал:
– Мой любезный преемник, я прошу, ради бога, не затевай несправедливой войны и не становись агрессором,
