Так, – проговорил Удалов загадочно и постучал пальцами по столу.
– Нет, Корнелий Иванович, так дальше не пойдет, – сказал мужчина с боксерским носом и повел широкими плечами. – Артель старается, выполняет и перевыполняет план, бесперебойно снабжает вашу контору высококачественным товаром, а в ответ никакой благодарности. Я дойду до горсовета.
– А хоть до Вологды, – отрезал Удалов. Содержание одной из бумажек в правом верхнем кармане пиджака человека с боксерским носом его очень заинтересовало. Подчистка на накладной была сделана грубо, невооруженным глазом видно.
– Зачем так, товарищ Удалов, – огорчился старичок. – У нас все документы с собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров привлекли. Дней и ночей не спали. И всё, получается, впустую?
– Погоди, – прервал его спутник. – Если чем недоволен – зачем по официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.
– Сделаю, – сказал старичок. – Всегда полюбовно.
– А задвижки от ветра гнутся, – сказал Удалов. – Замки вилкой вскрыть нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар вы налево пустили. Разве не так?
– Не так, – убежденно возразил Порфирьич.
– А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?
– Какие деньги? – возмутился старичок.
А у его спутника неожиданно выступил пот на лбу.
– Сколько? – спросил он.
– Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши преступные расчеты у вас в кармане лежат. Карандашом написано: «Порфирьичу выделить семьсот двадцать. Шурову – триста. Удалову, если будет артачиться, сто в зубы». Разве не правда?
Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со стула, схватился толстыми дрожащими пальцами за карман.
– Продали! – воскликнул он.
Порфирьич со стула не встал. Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.
– Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так. Не будет тебе, бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, – сказал он тонким суровым голоском.
– И заявление в милицию напишем сейчас же, – закончил Удалов, куя железо, пока горячо.
– Я ничего не знаю, – сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать вытащенную из кармана записку.
Записка была на хорошей толстой бумаге и не жевалась.
– Не поможет, – заметил Удалов. – В правом верхнем кармане пиджака Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.
– Лежит, – подтвердил Порфирьич. – Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но эту змею на много лет укатаю.
– Правильно, – одобрил Удалов. – Он вас и раньше за нос водил.
– Фи не шмеете! – прокричал с набитым ртом директор артели. – Я путу шалофаться!
– Жалуйся, жалуйся, – сказал мстительно Порфирьич.
