совесть. И принципы. Хотя эти вещи многие люди в наше время считают старомодным пережитком.
Грач хотел что-то добавить, но промолчал. В просветах между облаками появилось солнце. На пологом склоне, спускавшимся в низину, стали четко видны дикие фиолетовые цветы с высокими стеблями. Водная гладь реки заиграла металлическим блеском. На другой стороне Оки замер в вечном сне сырой хвойный лес. Наверное, Лукин сидел здесь, на веранде, наблюдая за этим сонным лесом, за плавным изгибом реки и дикими цветами, стебли которых качал ветер. Из состояния задумчивой созерцательности Дорис вывел голос Грача.
– Вообще-то я думаю поскорее расстаться с вещами отца, – он отхлебнул кофе. – Не потому, что мне деньги нужны. Так нужны, что хоть в петлю полезай. Нет… На жизнь хватает. Но тут понимать надо, что ситуация деликатная. Любая вещица напоминает мне о нем. Бередит душу, причиняет боль. Я человек чувствительный, сентиментальный. К чему мне лишнее страдания, когда и так жизнь не сахар. Вы видели кресло в большой комнате? Ну, с бордовой плюшевой обивкой и бахромой? Если нравится, могу уступить для театрального музея. По разумной цене.
– Спасибо, я подумаю.
– Отец не был практичным человеком, – Грач вздохнул, словно и это воспоминание причиняло ему душевные страдания. – В свое время через Союз театральных деятелей можно было взять за бесценок большой участок земли на Рублевском шоссе. Там теперь загородные дома всех сильных мира сего. Членов правительства, сенаторов и даже людей повыше. Цены взлетели до небес, это самая дорогая в России земля. Да, отец дурака свалял. Тогда он говорил, что якобы ищет уединения. И вот купил кусок земли здесь, у черта на рогах, вдалеке от Москвы. Вбухал кучу денег в строительство дома. Сам делал его проект, рисовал, чертил. А что толку? За дом и землю больших денег не дают, я уже сто раз приценивался. Место красивое. Но слишком далеко, и дорога плохая.
– Вы не расстраивайтесь.
– Я держусь, хотя все ночи не сплю, – кивнул Грач. – И о продаже дома пока думать рано. Для начала надо барахлишко загнать. Вон в кладовке пальто висит, новое, ратиновое. Сам бы его носил, но рукава коротковаты. Отец сшил его у одного московского портного за год до смерти. Жаль, пофорсить не успел. Хорошая вещь, такое пальто не стыдно в музее повесить. Да что там пальто… Вы видели большой диван с гнутыми ножками?
– Это какой же?
– Ну, в столовой на первом этаже? На гнутых позолоченных ножках? Старинная историческая вещь, ему лет сто. И обивка даже не прохудилась. Отец любил вздремнуть на нем после обеда. Ну, такой диван любой музей мира украсит. Вы его выставите у себя там в экспозиции, поставите табличку. И напишите, что хотите. Ну, якобы на этом диване Лукин размышлял о судьбах современного театра, его посещали гениальные идеи и все такое прочее. Я дорого не прошу…
– По поводу кресла, дивана и других вещей не было распоряжений спонсора. Думаю, найдется меценат, который согласится приобрести некоторые вещи для театрального музея.
