его бы казнили, а он единственный сын вдовы… И наверняка мои товарищи взбунтовались бы, а с пленными в таких случаях не церемонятся. Впрочем, дело даже не в этом. Признаюсь, я просто не сдержался. Даже рапиру можно сломать, а терпение дворянина куда более хрупкая вещь.
– И что вы сделали? – спросил Аластор, уже подозревая ответ.
– Убил коменданта, – просто и спокойно ответил фраганец. – Вызов на дуэль от пленного он бы никогда не принял, так что пришлось воспользоваться обычным столовым ножом. Отвратительно получилось, но в поднявшейся суматохе про лейтенанта забыли, чего я и добивался. Думаю, меня бы повесили прямо там и немедленно, убийцам не оказывают воинские почести вроде расстрела. Но Пресветлый в милости своей отсыпал мне удачи, в этот день как раз подписали мир. Новый комендант решил свалить заботу на чужие плечи, и меня отправили в столицу, передав дело на рассмотрение в канцелярию его величества Малкольма Дорвенантского.
– Это… бесчестно, – дрогнувшим голосом сказал Аластор.
– Что именно? – с искренним интересом спросил д’Альбрэ. – То, что я сделал? Разумеется.
– Да нет же! То, что собирался сделать этот комендант! – Аластор едва не вскочил от возмущения, но все-таки удержался. – А вы просто защищали свою честь и честь этого лейтенанта!
– Убийство всегда низость, если не освящено традициями войны или дуэли, – усмехнулся д’Альбрэ. – Легко определиться между бесчестьем и честью. Но дай боги, юноша, чтобы вам никогда не пришлось выбирать между разными видами подлости, зная, что без выбора не обойтись. Когда я это делал, то был совершенно уверен, что меня казнят, и до сих пор считаю это правильным. Человек чести не должен становиться убийцей. Но жизнь, увы, гораздо сложнее, чем все кодексы благородства. Меня определенно казнили бы, к тому все шло. Ну, разве что заменили бы повешение расстрелом, учитывая обстоятельства. Но тут вашему почтенному батюшке понадобился подходящий человек, и он обратился к лорду-канцлеру Аранвену. Нам устроили встречу, дальше все понятно, я полагаю?
– Нет, – мрачно сказал Аластор. – Если вас принудили взять меня в ученики, это… тоже неправильно. Вы потратили столько лет на мое обучение! А могли бы давно вернуться домой. Лорд-канцлер должен был вас просто отпустить!
– Вы удивительно похожи на своего отца, юноша, – сказал д’Альбрэ задумчиво. – Полагаю, самой большой удачей в моей жизни была именно эта встреча. Не буду лукавить, я согласился бы тренировать вас просто за отмену смертного приговора, посчитав это выгодной сделкой. Бывает судьба и похуже, чем несколько лет провести в поместье учителем фехтования. Но лорд Вальдерон был столь великодушен, что сначала взял меня на поруки, узнав обстоятельства дела, а потом, когда бумаги о помиловании были уже подписаны, отдал их мне. И сказал, что услугу, о которой он хотел бы просить, можно оказать только по доброй воле. Просить, понимаете, юный лорд? Я мог бы, пожалуй, отказать человеку, который спас мне жизнь,
