style="font-size:15px;"> Герцогиня внимательно посмотрела на сына, словно ожидая его слез. Но Стивен никогда не стал бы плакать – и уж точно не публично. Он лишь мрачно кивнул матери, и они направились через анфиладу комнат. Даже если герцогиня и ожидала от сына проявления печали, он никогда не стал бы открыто демонстрировать подобные чувства. Кроме того, Стивен мастерски контролировал себя. Он давным-давно, еще маленьким мальчиком, твердо усвоил, что самообладание было настоящим спасением.
В человеке, лежавшем на смертном одре, теперь невозможно было узнать одного из самых могущественных аристократов королевства. Дифтерия истощила тело больного, оставив вместо прежнего крепкого мужчины маленькую изможденную тень. Тело Стивена напряглось, и на один короткий миг он даже потерял свой хваленый самоконтроль. Как же ему не хотелось в этот момент, чтобы отец умирал!
В конце концов, этот человек вырастил его, относился как к родному сыну, дал ему абсолютно все…
Глаза герцога открылись. Его унылый взор, который сначала показался мутным, несфокусированным, тут же сосредоточился на сыне.
Стивен прошел вперед, все еще ощущая мучительный страх и в полной мере осознавая теперь, когда уже было слишком поздно, что он любил герцога – несмотря ни на что.
– Могу ли я что-нибудь сделать для вас, ваша светлость? – спросил Стивен и в ту же секунду понял, как сильно хочет взять руки отца, крепко сжать их и сказать, что он так ему благодарен – и что отец не должен умирать!
Они внимательно смотрели друг на друга. И внезапно сознание Стивена пронзила мысль: в этот последний момент жизни герцога ему бы очень хотелось знать, что отец им доволен. Наследник не слышал в свой адрес ни единого слова похвалы, лишь критику, осуждение, упреки. А еще длинные нотации о долге, усердии и стремлении к совершенству. И проповеди о характере и чести. Время от времени случались даже удары, жестокая порка хлыстом. И никогда не раздавалось ни единой похвалы. Поэтому сейчас Стивен так отчаянно хотел услышать хотя бы одно слово одобрения – и, возможно, выражения привязанности.
– Отец?
Герцог продолжал смотреть на сына, губы Тома скривились в презрительной усмешке, словно он знал, чего хотел Стивен.
– Клервуд – это все, – прохрипел отец. – Твой долг – заботиться о Клервуде.
Стивен лихорадочно облизал пересохшие губы, ощущая странную тревогу, почти отчаяние – целую гамму доселе незнакомых ему чувств. Герцог мог умереть в любое время, возможно, в это самое мгновение. Так что же – он был доволен сыном? Гордился им? Может быть, даже любил его?
– Конечно, – тяжело дыша, ответил Стивен отцу.
– Ты окажешь мне честь, – сказал герцог. – Ты что, плачешь?
Сын постарался взять себя в руки, приняв невозмутимый вид.
– Герцоги не плачут.
– И это, черт побери, правда! – уже задыхался герцог. – Поклянись на Библии, что
