Это розыгрыш дурного вкуса, затеянный кем-то из ее подруг.
B. Это настоящий психопат. Он засек ее, когда она ездила в редакцию, и проследил за ней до дома.
Наморщив брови, Саманта принялась обдумывать каждое из предположений.
В редакции ее рубрика котировалась примерно так же, как гороскоп. То есть крайне низко. Если кто-то из редакторш начинал работать спустя рукава, ей грозили переводом в отдел писем.
Подруг у нее было мало, но она абсолютно доверяла каждой из них.
Оставалась только последняя версия.
Саманта бросила письмо на стол и скрестила на груди руки. Чувствовала она себя примерно так же, как кустарник на ветру. Происходящее совсем ей не нравилось, но как она могла повлиять на события?
Hey diddle diddle,
The cat and the fiddle,
The cow jumped over the moon.
The little dog laughed
To see such sport,
And the dish ran away with the spoon.
Она добрых пять минут мурлыкала свою любимую песенку, но унять дрожь так и не сумела.
3
Среда, 5 сентября 2001 года
Кроме обычного пакета с логотипом “You and I”, почтальон вручил Саманте, явившейся встретить его ровно в 10.45, еще пятнадцать конвертов. Ей удалось подняться по ступенькам, не уронив ни одного, и опустить свою ношу на столик в холле. Отодвинув в сторонку редакционную почту, она с бьющимся сердцем принялась читать имена отправителей остальных писем. Все они были адресованы бабушке. Саманта испустила короткий вздох облегчения.
На следующий день на имя бабушки пришло еще тринадцать писем. В общем и целом на объявление отозвались двадцать восемь человек.
Ни Агата, ни Маргарет не торопились найти нового жильца. Деньги, получаемые в качестве арендной платы, шли на рождественские подарки садовнику и роскошный ужин в одном из лондонских ресторанов – всегда одном и том же, – который они позволяли себе раз в месяц. Остальное переводилось на банковский счет: “на случай, если сантехника выйдет из строя или крыша протечет”, как говорила прагматичная Агата; “нам на старость”, как утверждала неисправимая оптимистка Маргарет.
Обе внимательнейшим образом прочитали письма четырех отобранных Самантой кандидатов: аудитора, чиновника, учителя рисования и полицейского. Все четверо были холостяками, в возрасте от сорока до шестидесяти лет, все имели постоянную работу. Оставалось встретиться с каждым и выбрать лучшего из лучших.
Из чувства справедливости первым они пригласили аудитора – он первый отозвался на объявление.
Рупперту Педжету было шестьдесят лет. Свои седые волосы он стриг ежиком и носил маленькие круглые очки. Одет он был в серые твидовые брюки, белую сорочку с безупречно чистым воротником и шерстяной джемпер с V-образным вырезом, из которого выглядывал галстук той же расцветки. В чай, предложенный Агатой, он не положил ни кусочка сахару. К кексам, разложенным на тарелке с цветочными мотивами, почти не прикоснулся.
– Какая прелесть эти цветы на тарелке, – сказал
