его сломить. В нем жил настоящий казацкий дух наших далёких предков, он любил место где родился, всегда высмеивал меня за то, что я уехал, а когда построил дом и родил сына, уверенность в превосходстве собственного духа над остальными была в нем несокрушима. Сегодня я впервые услышал в его голосе нотки тоски.
– В школе все меньше детей, а соответственно и работы у нас, учителей, – меж тем продолжал он. – На следующий год в первом классе только на один класс ребятни набралось, через десять лет, вообще никого не будет, все уезжают отсюда. Металлолома почти не несут уже, так алкаши старые кастрюли тащат. В такси пока есть работа, но с каждым годом налог все больше, бензин все дороже, а заработок все меньше.
– И что думаешь? – этот разговор был мне абсолютно в новинку и чего ждать от него дальше я не мог и предположить.
– А что думать? – переспросил Ромка, – барахтаться в этом болоте дальше, деваться некуда.
– Уехать не думал? – закинул я удочку.
– Куда? – меланхолично ответил он вопросом на вопрос, – в областной? В Москву? Мой дом здесь больше чем за миллион я не продам, за эти деньги в области однокомнатную не купишь, а про Москву я вообще лучше промолчу. У меня двое детей, не забывай. И тут у меня кроме зарплаты учителя и таксиста есть ещё какой-никакой подработок.
– Ипотека, все дела, – я сам не верил в то что говорил, но ничего другого на ум не приходило.
– С зарплатой учителя только ипотеки не хватало, – улыбнулся он. – Да и родители старые уже, не хочу их оставлять тут одних.
Тоже верно, подумал я, но ничего не сказал. Да и не было у Ромки никогда желания жить где-нибудь ещё, кроме родной деревни. В большой город он уехал ещё раньше меня и сразу в столицу, в Москву. Но что-то у него там не задалось и сразу после университета он вернулся сюда и больше никогда никуда не собирался.
– Дети уедут, – подытожил он, – а мы останемся.
Мы докурили и вернулись за стол. Через пол часа, уложив детей спать, вернулась Алена, и мы на троих, неспешно, допили настойку, разговаривая обо всем, начиная с политики, заканчивая будущим их детей. Изрядно подвыпившим, и по-настоящему отдохнувшим душой, я уехал от них в три часа ночи на такси.
– Ты собираешься вставать? – разбудила меня тетка. Ее руки были в муке, и она гневно смотрела на меня.
Голова жутко болела, хотелось пить и спать.
– Вставай, блинами угощу, – увидев мое состояние смягчилась она.
Я поднялся вслед за ней, оделся, попил воды из-под крана и вышел на улицу. Ясное и свежее летнее утро было в самом разгаре, предвещая жаркий и душный день. Напоминая беззаботное детство вдали мычали коровы, звенела мошкара, пока ее не припекло июльским солнцем, высоко в ветвях верб, дубов и берез звенели птахи, порхая с ветки на ветку. И казалось вот сейчас со двора забежит дед и закричит что стадо уже за деревней, что дуры-коровы сейчас пойдут на колхозное поле, где лопушится широкими листьями свекла, а я семилетний первоклашка буду хлопать сонными
