я, успех в которой достигается просто вниманием к жизни, стремлением вместить в собственной личности по возможности весь мир, – это профессия читателя, – подлинного читателя, который читает не от скуки, не для развлечения, а так, как работает и влюбляется, то есть серьезно, «до почти полной гибели». Читатель еще не весь вымер, поэтому пока еще стоит писать и кровью сердца (так, как пишет автор сборника рассказов «О любви, которой уже нет»).
Сразу, еще только открыв сборник рассказов, я запнулся о болевой нерв: русский имперский народ и еврейское рассеяние.
Евреи ко мне притягивались всегда, вероятно, они видели во мне умного человека и думали, что, значит, я тоже еврей. Не буду их разочаровывать, промолчу. Я не поклонник евреев, как Горький, но и не антисемит, как Розанов.
Русская литература взывает к размышлениям и рассуждениям, и всякий, живший в России и пишущий по русски – русский писатель, будь он хоть «негром преклонных годов».
Но еврейские черточки – очень умеренно дополняющие всеобщее в рассказах Якова Манна – не снижают уровень содержания, они его именно и делают более философичным, заставляя и меня заново осмысливать нашу общую жизнь: недавнюю советскую и современную почти христианскую.
Что русская чернь не может кичиться тем, что она русская, мне ясно (и она кичится своей грубостью и своим невежеством перед всяким, кто от нее отличается, происхождением или образованием) – но ведь спросил же русский мужик городского парня: «Думал, ты на второй день в контору убежишь, а ты весь срок продержался. И свора целая на тебя напала, а ты и здесь уцелел – может, и правда за вами, евреями, Бог смотрит?»
Однако тема еврейства не единственная, заставляющая размышлять при чтении, не меньше задевает многоликость женщины, предстающей то в виде мадонны, то мещанки, то «Джульетты», то в виде «наших девок, этих поблядушек, которые догнали нас и своим криком остановили уже почти начавшееся избиение».
Именно женщине выпадает самая печальная доля…
И действительно, вот она пишет: «… на самом деле все хуже, так что хуже не бывает.» Через сорок лет, вспоминая свою прошлую жизнь в СССР, автор ей отвечает: «Кто бы мог подумать, что хуже бывает, намного хуже…»
Однако об этом лучше узнать не по цитатам, а внимательно читая всю книгу. Что она из себя представляет? Рассказы? Воспоминания? Исповедь?
Я сам себя считал пасынком века – но нет, век меня даже баловал, если с участием поглядеть на жизнь тех, кто бывал этим веком отвергнут – а еврейство оказывалось в отверженных гораздо чаще других.
Мы должны научиться состраданию, и только сострадание научит нас подлинной любви. Только сострадание позволит увидеть в чужом часть самого себя – а это единственный путь к истине.
Именно поэтому мы и страдаем, сопротивляясь страданиям, именно для этого мы читаем книги – они быстрее всего научают нас мыслить и сострадать. И книга Якова Манна из этой необходимой и возвышенной когорты.
Автор прожил насыщенную и трудную жизнь и она открывается читателю во всем главном. Он жил в советском Вавилоне, был евреем, но во многом и русским и украинцем. Теперь он американец, однако он остался самим собой, он все так же еврей – с их нелегкой судьбой – но он все тот же советский русский, в том, что было в них лучшего.
Однако, книга воспоминаний (именно они и созидают эту книгу) не ограничивается воспоминаниями о дореформенной советской России, автор, даже живя в Америке, размышляет не только о прежней тяжелой жизни, но и о современности (совсем не радужной, вопреки тому, чего мы от нее ожидали), и со страхом всматривается в будущее, и я с удивлением вижу, что с нами разговаривает не эмигрант, нашедший счастье на чужбине, а наш соотечественник, и он продолжает разговор с русскими и о русских, которым предлагает неожиданный исход из исторической действительности: а если бы Бог предложил вам самим стать избранным Богом народом, как бы вы ответили?
Надо признаться, я опешил…
Казалось бы, после братьев Стругацких с их повестью «Жук в муравейнике» меня удивить трудно – но «Новые заветы» даже меня поставили в тупик. Впрочем, читателя я должен оставить в неведении, пусть уж он сам окажется столь любопытным, что прочтет этот небольшой рассказ. Как же мы поступим после того как из мусорного бака, светящегося как куст из которого Бог говорил с Моисеем, мы получим Новые скрижали, взвалим ли мы на свои плечи нелегкую еврейскую ношу? Мда…
И все же… Проблемы, которые затрагиваются в «Новых заветах», представляют интерес для мыслящего читателя; воспроминания не оставят равнодушным читателя чувствующего – но что из себя представляет книга как художественное целое, как литературное явление?
На этот вопрос пусть отвечает читатель.
Вступление
Новые
