Осталось от жизни – могила жены в Остроге да память о сыне, павшем при Кирхгольме совсем мальчишкой, едва пятнадцать исполнилось… Чего мне бояться, пане Стасю? – негромко спросил шляхтич.
Его собеседник участливо кивнул.
– Горькая ваша судьба, пан Славомир…. Примите мои сочувствия и простите великодушно за несдержанность в словах.
– Велики дзякуй на добром слове, пане Стасю…. А о словах своих, и о Наливайковом рокоше, и о Дмитриаде, от первого до последнего – не беспокоюсь. И если есть у вас желание послушать старого дурня, раз уж мы сидим в этой западне и ждем вёдра – то я готов позабавить вас своим рассказом, за мёд и доброе слово ответ дать. Как раз на три дни истории хватит, к концу надоем вам хуже этой несносной мороси, что правит баль за окном… – чуть заметно улыбнулся шляхтич.
– Что вы, пане Славомир, мне ваша повесть, ещё не рассказанная, уже интересна… Только вы позволите велеть Янке принести ещё мёда, да закусок, да свежей криничной воды – промочить горло, да сбитню на липовом меду – чтобы рассказ мягче шёл?
Шляхтич кивнул.
– Добрая мысль. Пусть Янка все принесет, за щедрым столом и байки баять веселей. Чревоугодием никогда я не тешился, но раз у нас речь зашла о временах давних – то подкрепиться будет не грех….
Комиссар призывно махнул рукой – тут же у стола объявился содержатель постоялого двора. Почтительно выслушав распоряжения своего гостя, он молча поклонился и тотчас отправился в погреб, на ходу вполголоса отдавая распоряжения подскочившему ключнику. Через несколько минут на столе у комиссара и шляхтича появился чеканный полуштоф с мёдом, десяток оловянных тарелок со всякой снедью, глиняный кувшин с водой, и разлапистая старинная ендова со сбитнем – после чего Янка так же беззвучно исчез.
Комиссар обвел рукой вновь ставший изобильным стол:
– Прошу вас, пан Славомир, не отказать в приглашении немного порадовать себя едой и питьём. Прошу покорно отведать, что нам Бог и хозяин этого приюта послал…. И жду ваше повествование – во времена Наливайкового рокоша я только ходить учился, Димитриаду застал хилым юнцом, в шведском походе пана гетмана Ходкевича состоял в посполитом рушении, но штурм Пярнова видел лишь издалека, а в последнюю войну с Москвой исполнял службу при посланнике Речи Посполитой в Саксонии, так что, сами понимаете, все мои знания о тех временах – весьма неполны.
Шляхтич кивнул.
– Сердечно благодарен за угощение, не премину от всех яств хотя бы по кусочку испробовать – вижу, тут и маслята с солёными рыжиками, и мочёная брусника, и квашеная капуста, и полотки гусиные, и вяленая щука, и ещё всякой всячины¸ изобильно даже сверх меры… О таком столе мы в Путивле в осаде и мечтать не могли! Ну да это сказка давняя, попозже я вам её поведаю… А начать свой рассказ я, если пан позволит – хочу со времен совсем старинных, о которых только Метрика Литовская поминает…. А иначе никак нельзя!
Комиссар кивнул.
– Как вам будет угодно, пан Славомир, это справа ваша, вы рассказчик – вам
