это смущало, особенно сегодня, после того, как накануне вечером она видела его призрак. Говорить, что Джок мертв, и выслушивать соболезнования было тяжело – все это почему-то казалось ей обманом.
В одиннадцать они сделали перерыв на кофе. Минти выпила свою порцию и вымыла руки.
– Как ты, милая? – спросила Джозефин. – Тебе не кажется, что ты начинаешь успокаиваться?
Минти хотела рассказать о привидении, но потом передумала. Одна клиентка рассказывала, что видела во сне мать, а утром позвонили и сообщили, что она умерла. Умерла именно в тот момент, когда женщина видела сон. В тот раз Джозефин довольно грубо сказала: «Вы, наверное, шутите» – и презрительно рассмеялась. Так что лучше ей ничего не говорить.
– Жизнь должна продолжаться, правда? – ответила она.
– Ты права, – согласилась Джозефин. – От грустных мыслей никакого толку.
У этой полногрудой женщины с длинными ногами были белокурые волосы, длинные, как у восемнадцатилетней девушки, ноги и доброе сердце. По крайней мере, так говорили. Минти жила в постоянном страхе, что кусочек темно-красного лака, которым Джозефин красила ногти, отслоится и упадет в кофе. У Джозефин был бойфренд китаец, который ни слова не знал по-английски и работал поваром в ресторане «Лотос и дракон» в Харлсдене[6]. Они оба видели Джока, когда тот заезжал за ней после работы.
– Он был милый парень, – сказала Джозефин. – Если подумать, жизнь поганая штука.
Минти предпочла бы это не обсуждать, особенно теперь.
Без десяти час она закончила гладить пятидесятую рубашку и отправилась домой на часовой перерыв. На ленч у нее был омлет из яиц от выращенных в естественных условиях кур и тост из белого хлеба. Она вымыла руки до еды и после – а также лицо – и переложила выстиранное белье в сушильный барабан. Цветочник установил свой киоск прямо у ворот кладбища. Настоящая весна еще не наступила – на дворе стоял февраль, – но, кроме хризантем и гвоздик, продававшихся всю зиму, цветочник уже предлагал нарциссы и тюльпаны. Минти набрала воды в пустую бутылку из-под отбеливателя и захватила с собой. Она купила шесть розовых тюльпанов и шесть белых нарциссов с оранжевой сердцевиной.
– В память о тетушке, да, милая?
Минти подтвердила, прибавив, как приятно видеть весенние цветы.
– Ты права, – ответил цветочник. – И должен тебе сказать, у меня теплеет на душе, когда я вижу, что ребенок вроде тебя помнит о стариках. Сегодня в мире слишком много безразличия.
Тридцать семь – это вовсе не «ребенок», но многие люди думали, что Минти гораздо моложе, чем на самом деле. Они особенно не присматривались и не замечали тонкие лучики, отходящие от глаз, и маленькие морщинки вокруг рта. Как тот бармен в «Голове королевы», который не давал ей больше семнадцати. Все дело в ее белой коже, свежей и блестящей, пушистых белокурых волосах и стройной,
Район на северо-западе Лондона.
